Пройдя мимо друзей, ломанулся в свою комнату и со всей дури хлопнул дверью. Стянул футболку и завис у зеркала в углу комнаты. Провёл пальцами по чёрной вытатуированной змее на руке. Её я набил на спор с Герой. Друзья говорили, что я всё больше становлюсь похож на хладнокровную и безжалостную рептилию. И после того, как картинка оказалась на коже, ко мне прилипла кликуха «Змей». И в жизни, и на ринге.

— Да чтоб тебя, — потёр ладонью грудь, в которой сдавило сердце, — меня отвлёк стук в дверь. Точнее шкрябание. — Не сегодня! — выпалил, и скрежет затих.

Утром я до последнего не выходил из комнаты. Не хотелось даже обсуждать со своими друзьями вчерашний день. Я не мог выкинуть из головы свою сестру, особенно её осуждающий взгляд в раздевалке. Ещё никогда такой её не видел. А ещё дико хотелось на лбу Белкиной написать, что теперь она моя. Пометить. Заклеймить.

Покидал квартиру быстро. Когда обулся, увидел друзей, но они даже слова не успели вставить. Оставил я их в шоковом состоянии, хлопнув дверью.

Мой телефон уже через один лестничный пролёт разразился звонком. Я ответил, уже будучи на первом этаже.

— Гера, сами доедете. Дела, — выпалил на выдохе.

И только я хотел отключиться на улице, как услышал позади вопль Германа, который скорее всего, раздался из окна:

— Только попробуй уехать! Я с тобой разведусь, засранец!

Не смог удержаться от смеха. Сжал телефон и согнувшись, заливисто заржал. Обернулся и увидел обоих друзей на балконе. Гера улыбался, а Даня закатился от смеха.

— Пять минут, солнышко! — крикнул Герман, отсалютовав мне, на что я кивнул.

Не смог просто уехать. Он же разведётся со мной. Ха-ха. Забавно. Как Бестужев и сказал, они спустились через пять минут. У Германа в руках была моя дорожная термокружка, а у Дани, мать её, тарелка. С чем-то вкусным, кстати.

— Пока не позавтракаешь, мы никуда не поедем, — строго сказал Даниил. — Понял?! — он практически сунул мне в рот кусок пирога, который я охотно откусил. — Ещё раз такое выкинешь, пипец тебе, Зорин! — процедил он, кивнув Герману.

Гера сунул мне в руку термокружку и проследил, чтобы я запил клубничный пирог разбавленным кофе. Я уже было подумал, что они будут проверять проглотил ли я десерт. И реально, пока не съел кусок пирога, они не дали мне даже сесть в машину. Был уверен, что все соседи прилипли к окнам после такого фееричного шоу Германа Бестужева. Осталось только поклониться в конце. И услышать аплодисменты.

— Ещё раз, и в глаз! — прошипел Гера, двинув к ближайшей двери.

— Ты идиот, Зорин, — буркнул уже и Даня.

Гера плюхнулся на заднее сидение, а Даня, как и всегда, вперёд. Золотарёва укачивало сзади. И как-то уже привыкли сидеть так.

Когда я сел за руль, попал под двойной пристальный взгляд: зелёных и карих глаз. Герман тарабанил пальцами по спинке пассажирского сидения, а Даня поджал губы и сощурил свои зелёные глазки.

— Мы не шутим, Зорин, — серьёзно проговорил Герман. — Хочешь, чтобы твои братья дали тебе по щам? Легко.

— Ну ладно вам, — глухо усмехнулся. — Я понял.

— Вот поэтому тебе надо оставить Белкину в покое, — упрёк Дани прозвучал слишком грубо. И всё то настроение, что они подняли, рухнуло на самое дно. — Вот, — фыркнул друг. — Любое упоминание балерины, и ты мрачнеешь. Это ненормально. Сбегаешь от нас. И ты будешь уверять нас, что всё нормально?

— Всё нормально, — отчеканил.

Не успел я нажать на кнопку зажигания, как Герман стукнул меня в плечо. А следом и вовсе перегнулся через сидения вперёд и оказался у моего лица.

— Если она разобьёт тебе сердце, прими хотя бы достойно, — зло прошипел Гера, смотря мне прямо в глаза. — Завязывай наматывать сопли на кулак. Либо действуй, либо отступи. Но нервы она помотает тебе знатно! Тебе надо, блин, это?!