Заняв места в каяках, — папа с мамой позади, а я с мужем в таком же порядке, — мы принялись грести вдоль берега по намеченному маршруту.

***

Вскоре туман начал разрастаться, спускаясь от елок к поверхности воды. В считанные минуты над озером нависла непроглядная пелена.

Папа достал компас и стал водить им по сторонам. Стрелка застыла на юго-востоке и не двигалась с места. Казалось, мы отбились от берега.

— Черт, это немного опасная ситуация. Я не понимаю, куда нам двигаться дальше, — сказал он, озираясь по сторонам и пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь густой туман.

— Какие-то неполадки с компасом? — спросил муж.

— Сломался, что ли, не пойму... — ответил папа, несколько раз встряхнув сбившийся прибор.

— Как же нам теперь быть? — заволновалась мама.

— Как это, сломался? — насторожилась я.

Муж вынул из кармана свой компас, но его стрелка и вовсе крутилась без причины то влево, то вправо, иногда останавливаясь на полсекунды лишь для того, чтобы устремиться в обратном направлении.

И мобильники наши предательски не ловили сеть.

Из-за резко упавшей температуры мы начали замерзать, продолжая отчаянно грести в неизвестном направлении за каяком папы — он ориентировался по собственным ощущениям.

— Сейчас в этих местах не должно быть так холодно, — дрожащим, подмороженным голосом произнес папа. Мои зубы и вовсе застучали, словно в невидимый дятел принялся громко стучать клювом о борт каяка.

В какой-то момент туман вдруг странным образом рассеялся, и на расстоянии метров двадцати от лодки перед нами возник деревянный одноэтажный домик, покосившийся, сколоченный из хлипкого бруса. Мы в спешке причалили к берегу, который на нашу радость оказался довольно близко, и выбрались на сушу, вытянув за собой из воды каяки. Навстречу нам хромой походкой вышла женщина средних лет с девочкой-подростком. У них был необычный, неопрятный вид: одежда походила на старинные мешковатые халаты, волосы — длинные и нечесаные, а лица незнакомок облепили следы копоти.

— Заблудились? — поинтересовалась женщина насмешливым, скрипучим голосом, сложив руки на груди и выпячивая немаленький живот, как будто она была беременна — на шестом месяце или вроде того.

Девочка рядом с ней, стоявшая чуть позади, смотрела на нас горящими глазами, с каким-то необъяснимым, жадным интересом.

— Заблудились, — ответил папа с сожалением.

— Небось замерзли? — Черные глаза женщины буравили каждого из нас по очереди, было ощущение, будто она заглядывает тебе прямо в душу, и это совсем не придавало теплоты.

— Замерзли, — ответил муж, потирая ледянные руки.

Мы все дрожали, сбившись в кучу, с беглыми, хлопающими взглядами, словно желтые (как цвет экипировки) цыплята в коробке, задвинутой в угол.

Женщина развернулась и неуклюжей походкой, как мать-гусыня, направилась к дому, снисходительно кинув через плечо:

— Идите за мной. Как раз печь недавно затопили.

Девочка последовала за своей (как я поняла) мамой.

Из-под козырька ржавой, металлической трубы, торчавшей вбок на крыше их постройки, струился дым, набиравший обороты. Все сначала недоверчиво переглянулись, но, обуреваемые жаждой немедленно согреться, зашагали к домику па́рами, в обнимку, будто малые дети, сбившиеся с пути в опасном месте и на авось доверившиеся неизвестным людям.

Обсохнув и придя в себя, мы сели за стол. Женщина угостила всех сушеной рыбой и разлила в мятые железные кружки, обжигавшие губы, свежезаваренный чай. Все это время она не проронила ни слова, а вот ее дочка беспрерывно и назойливо расспрашивала меня про личную жизнь, особенно про мужчин и подруг, работу и городскую жизнь... при этом бесцеремонно разглядывая моего мужа похотливыми глазами.