Мать подскакивает и вместе с отчимом подлетает тоже.

– Пока сложно давать прогнозы… У вашей сестры сочетанная травма… Плюс нелеченая язва… Мы сделали, что могли. Операция длилась десять часов…

Десять… часов… Трофим даже не понял, что прошло столько времени…

– Соче… – заикается мать.

– Очень много существенных повреждений. Много. И затронуты жизненно-важные органы, крупные артерии, позвоночник… Плюс из-за язвы открылось внутреннее кровотечение. Удар пришелся животом на руль. Почему она не лечилась? Я давно не видел такой запущенной стадии…

– Язвы?

– Вы не знали?

– Н-нет… Она жаловалась на живот. Но мы думали – само пройдет…

Проклятье!

Вечная проблема, когда оборотни живут с людьми. Двусущие не понимают, насколько хрупок человеческий организм и как важно к нему прислушиваться. У них все не так. Будь Слава оборотнем, язва сама зажила бы без малейших последствий…

– Теперь только ждать. Она молодая, должна побороться… Пока полежит в реанимации, станет лучше – переведем в палату… – продолжает хирург.

Виталий Тихонович. Так написано у него на бейджике. Кандидат медицинских наук.

– Можно ее увидеть? – тихо просит мать.

– Она пока в реанимации. Туда нельзя. Станет лучше, переведем в отделение – вот тогда и увидите…

Станет лучше… Слова свербят в голове Трофима как нечто чужеродное и странное.

Станет ли?

***

Следующая картина заставила Трофима попытаться проглотить ком в горле. Но он, колючая зараза, саднил, мешал, но не сглатывался…

…Мать бросается на гроб. Плачет. Захлебывается. Ее буквально трясет.

Серое небо осыпает медведицу мелкой моросью.

Отчим пытается ее утешить. Но тоже весь никакой. Глаза красные, губы дрожат… Единственный ребенок, что уж тут скажешь…

А у Трофима ступор. Смотрит и не верит. Смотрит и не верит.

Неужели ее больше нет?

Неужели больше она не вбежит в дом и не крикнет: «Фимка! Догоняй!»? Не сорвется с места, чтобы он бросился за ней? Не начнет тормошить его утром: «Ну пошли за грибами! Дава-ай!». Не завизжит от радости, выиграв в карты в семейном поединке.

Ничего этого больше не будет…

Ни-ког-да…

И Славы нет… Нигде на этой планете… Больше нет Славы.

Вот почему Трофим и уехал от родителей, стал жить один.

Он больше не мог выносить то, как мать смотрела на него иной раз. Словно в ее голове прокручивались воспоминания о Славке… Каждый раз. Каждый день.

Об их совместных играх, пикниках, поездках. О том, как вся семья собиралась за большим столом в выходные…

Еще сложнее было терпеть, как отчим косился порой. Мол, где же ты, дочурка… Где ты…

Нет, он любил Трофима, ни разу не обидел: ни словом, ни делом, ни взглядом. Он научил юного вербера охотиться зверем и рыбачить по-человечески… Играл с ним в футбол, водил в школу…

Но есть вещи, которые чувствуешь помимо воли. Причем, даже помимо воли виновников этих ощущений…

Родителям вербер помогал, но виделись редко…

Его прозвали медведь-одиночка.

Трофим был уверен – не найдет он свою пару! Зачем? Зачем нужна эта нервотрепка? Когда трясешься, каждый день боишься потерять? Когда сладость общения омрачается горьким страхом утраты? Каждый день, каждую минуту!

Обнимаешь, а в глазах слезы. А вдруг… Что, если…

А перед внутренним взором все та же трасса, щебень, помятая машина… Нет! Только не это! Лучше уж одному!

А если пара, не дай бог, человек? И такое ведь тоже случается. Крайне редко, но, тем не менее, подобный вариант вовсе не исключен.

На такие случаи даже есть особенные инструкции ОПО.

Рем говорил: мол, если пара – можно посвятить в тайну оборотней.

Не-ет! Не надо Трофиму подобного счастья… Чур его! Чур!