Я была разочарована и послушно плыла по течению, равнодушно взирая на мелькающие великолепные пейзажи и недостижимые высоты обрывистых берегов. Мне не хотелось карьерного роста, движения вперёд, покорений вершин. Достаточно было спокойно работать в баре, в выходные читать книги, погружаясь в выдуманные миры и изредка общаться с Геной, в глубине души лелея надежду, что когда-нибудь мы будем вместе.

Смерть соседа, разрушенная на корню красивая мечта о любви стала своеобразным катализатором, побуждающим изменить свою спокойную жизнь и вырваться из объятий лениво катящейся реки. Теперь мне хотелось действовать. Гена погиб не по своей воле, я твердо была убеждена в этом.

Разговоры с полицейскими и родителями соседа помогли понять, что смерть его совсем не была несчастным случаем.

Полицейские допрашивали меня ещё раз после того кошмарного утра. Пришёл следователь, представился Валерием Павловичем Красновым и долго задавал по сути все те же вопросы, что и в первый день.

– Скажите, – улучив момент, спросила я, – что-нибудь удалось выяснить? Я не верю, что Гена мог выброситься из окна. Он выглядел очень довольным жизнью…

– Ну это вы так считаете, – небрежно произнёс следователь, – вы не можете знать, что было на душе у соседа, которого едва знали. Разве нет?

Он внимательно посмотрел на меня, а я запнулась, ощущая, как рдеет кожа на лице.

– Всё равно, – упрямо сказала я, – я знала его неплохо. Не мог он выброситься с балкона.

– Ещё раз повторяю: чужая душа – потёмки. Напился человек, мысли разные в голову полезли: жены нет, работы нет, надоело всё…

– Кто напился, Гена?! – вскинулась я, – он не пил вообще!

– Откуда вы знаете? Пустую бутылку из-под водки нашли, отпечатки на ней его и анализ крови показал наличие лошадиной дозы алкоголя в крови, – Краснов покачал головой, – вы не видели, как он пил. Но это не обозначает, что он действительно не пил. Плохо, что у вас камер на входе нет. Сейчас они есть даже в захолустных домах.

– А как же дверь? – я вдруг вспомнила, как утром после трагедии в квартире Гены суетились оперативники, – он оставил дверь открытой и пошёл прыгать с балкона? Вам не кажется это странным?

– Не кажется. Вы удивитесь, если узнаете, какие вещи вытворяют люди в алкогольном опьянении, – следователь сунул исписанную бумагу мне под нос. – Распишитесь, пожалуйста.

Ставя закорючку, я почувствовала странную бессильную ярость. Я знала, что Гена не пил, просто знала и всё. Но следователь с беспристрастием равнодушного человека пытался убедить меня, что Журбин напился и выбросился с седьмого этажа. Назначив перед этим мне свидание, про которое я не стала даже рассказывать, чтобы этот неприятный человек не вздумал залезть своими грязными лапами ещё и в наши отношения. Которых и не было по большому счёту…

Интуиция твердила, что всё случившееся слишком сильно напоминает плохо инсценированное самоубийство. Но полицию похоже вполне устраивала именно такая версия. Очень удобно: закрыл дело и никаких хлопот! Я вновь почувствовала, как сжимаются кулаки в бессильной злости. Разговор со следователем оставил лишь неприятное ощущение, как будто надо мной прилюдно посмеялись.

Потом был разговор с матерью Гены, Верой Ильиничной. Родители приехали на следующий день после трагедии. До этого я их никогда не видела и несмотря на столь трагический повод для знакомства, мы быстро подружились, особенно с мамой. На похоронах я была всё время рядом с Верой Ильиничной. Мы поддерживали друг друга под руки и как будто сроднились в едином порыве горя. Хоронили Гену в Подмосковье, в Балашихе, на местном кладбище.