Я убираю руку с его груди.

– Не надо…? Я бы тоже свою жизнь под роллы, Луи Виттона и чьего-то папу не подстраивала. А больше там и нет ничего.

В глаза смотрю. Не отвожу взгляда. Как думаю, так и говорю. Выгонит, значит, выгонит.

– И я что-то, – понижаю голос до шепота, – особо счастливым тебя не вижу.

– Завтра вернусь, поговорим. И подготовь ответ на вопрос, какого я должен подстраивать все под тебя?

– Ёма, а ты куда? – Маша подходит, берет его за руку. Искренне смотрит и спрашивает.

Он расслабляется, с ней так строго не может.

– Тетю Юлю отвезу домой.

– Я буду тебя здать.

– Ложись спать, Ромашка, – присаживается на уровень ее глаз. – Я завтра вернусь.

– А мутики?

– Завтра.

– Хатю сегоня.

– Маш, я не могу.

Я отхожу в сторону.

– Я буду здать. Ты обисяй, сто будим пать и мутик мотеть.

– Маш…

– Позяста…

– Завтра, обещаю.

Она обнимает его, целует в щеку.

Я отворачиваюсь. Пошел он в ж***. Узнает, кто его дочь, когда поймет, кто важен, ради кого захочется подстраиваться.

Вытираю слезы скорее, чтобы Маша не видела.

За спиной Рома закрывает дверь, уходит. В доме наступает тишина.

Я жду минут десять, все боюсь, что это шутка какая-то. Что там эта мадам спряталась в коридоре и поджидает меня со своими роллами. Но, когда выхожу, в доме темно.

Выглядываю в окно, Роминой машины нет. Роллы свои Юлия забрала, но на столе, конечно, ничего не убрала. Мою стол, посуду, убираю на полу, застирываю полотенце. Остатки своей еды, прячу в холодильник.

Да уж… начало нового года огонь просто.

Обидно, что не выгнал ее, а уехал с ней. Но, может, и лучше. Так хотя бы проконтролирует, чтобы она не вернулась.

А мне надо придумать, что говорить завтра.

Или не объяснять ничего? Да не надо под меня свою жизнь подстраивать. Я вообще могу уехать. Рома же сам меня сюда привез. Я могла и в гостинице пожить. А он издалека мог помогать.

Я купаю Машу. Еще раз все мысли прокручиваю.

Вроде все выстраивается в логическую цепочку, но всегда же найдется вопрос, к которому у меня не готов ответ.

Играть с Машей не хватает душевных сил. Я выполняю за Рому обещание, включаю Маше мультик. Ей сложно понять, почему он обещал и уехал. Почему какая-то “плохая” тетя лучше, чем она. Почему он ее выбрал? Почему ту тетю любят, а ее нет.

Так и засыпает в обнимку со своими друзьями.

Я выключаю телевизор, переношу Машу в нашу комнату.

Сама возвращаюсь назад, сажусь на диван перед елкой в огнях.

Вспоминаю детство. Как хотелось стать скорее взрослой, самостоятельной. Стала. Теперь надо все решать самой. А как, не знаю. Знаю, как за ребенком смотреть, что для нее лучше, какой у нее размер, во что играть любит. Все о ней знаю. Все, что связано с ней, знаю, как решить.

А как защитить, как показать пример мужской любви, как заменить ей папу, не знаю.

И вот он есть вроде… Два даже папы. Но без мамы рядом с папой все равно не то.

Найти бы такого, чтобы меня любил, и дочку. А главное, чтобы я его любила.

За спиной щелкает замок.

Оборачиваюсь.

Рома заходит в дом.

Защелкивает дверь.

Значит, один…

Цепляет взглядом. Молчаливым, глубоким. Не ожидал меня тут увидеть. Похоже, разговор на завтра откладываться не будет…

Разувается, снимает куртку.

Вернулся. Хотя не собирался.

Проходит в гостиную и садится в кресло напротив меня.

Молчит. Смотрит исподлобья.

Меня передергивает от этого взгляда. Не собирался же возвращаться… Что изменилось? Что такого узнал? Или что решил с Юлей?

– Вот скажи, за-чем?

В таком напряжении сложно понять, о чем он.

– Что… зачем?

– Зачем ты снова вернулась? А? Почему нашла именно меня? Почему ни к кому больше не пошла? – В глаза жестко произносит. Когда звал меня посидеть с ними, не думал, что этим закончится. Хотя я догадывалась. – У тебя – брат, родители, друг-прокурор, сестра-следователь. Куча людей, к кому ты могла обратиться за помощью! Почему на меня снова все сваливаешь? – У него в голосе столько боли. – Есть хоть одна реальная причина, почему я, а не кто-то из них?!