– Ёма, – Маша просовывает свою мордочку между сидений, – а у тебя песийки есть? – выразительно смотрит на него.

– Пёсики? – переспрашивает ее, на секунду оборачивается на нее и снова на дорогу. Погода еще такая. Снег опять пошел и метель. Машины постоянно встречные с ближним светом. Не лучшее, конечно, время для поездки.

– Песенки, – поправляю.

– Песенки есть, – усмехается Маше и включает радио. – Тебе что включить?

– Цаица. – Я улыбаюсь и прикрываю рот рукой, чтобы не рассмеяться. Наслушалась уже и запомнила. Теперь мне это выльется.

– Ммм? Это что, Маш?

– Ну, Цаиця! – Старательно выговаривает, но все равно ничего не понятно.

– Я не понимаю, Маш. Что это?

– Ну, цяиця, – Маша уже руками себе помогает, чтобы он понял.

– Варь, что это за хр… – откашливается, – короче, что это?

– Царица.

Рома с таким выражением лица поворачивается к Маше. “Них** себе ты песни слушаешь, девочка”.

– Это Аллегрова что ли?

– Нет, там императрица. Это Асти, “Царица”.

– Да-да–да–да–да, – требует Маша и улыбается довольно. Ради одной этой улыбки, так похожей на Ромину, можно выполнять ее просьбы.

– Алиса, включи песню Царица, – усмехается Рома.

– Все твои романы — тяжелый вид спорта…

– …ота, – Маша качает головой в такт музыке и подпевает только последние слоги. – … оста, ты… дека стая ёслой…

Рома ведет машину, я поглядываю за ним в зеркало. Мало ли еще бухнется и уснет.

– Типей он пяный по тоей вине, – Маша дожидается припева, который только и знает, и поет громче. – Цаица, цаица...

Рома усмехается, но раз замечание не делает Маше, то пусть поет.

– Один лишь взгляд и лютый холод по спине…

Рома поднимает взгляд в зеркало дальнего вида, но кроме машин еще и со мной пресекается. С мягкого сразу в жесткий превращается.

– Мацик попый, мачик попай, а как он теснится, а как он цеуется…

Маша так смешно это поет, что Рома сдается и улыбается.

– В этом зале каждый знает, кто тут Царица.

– Твою мать, – Рома резко тормозит, выкручивая руль. Машину ведет в сторону.

Машу по инерции кидает вперед.

Я хватаюсь за Машину куртку, но сама врезаюсь головой в сиденье. Ткань курточки выскальзывает из пальцев…

7. Глава 7

Сознание не теряю и удар в сиденье. На пару секунд теряю ориентацию, но быстро прихожу в себя, когда слышу крик дочери.

– Твою мать, – Рома снова ругается, но сейчас не до того, чтобы делать замечание. Удара не было… Мы остановились и, кажется, не врезались.

– Тшш, – раскрываю глаза. – Сильно ударилась? – Маша выехала вперед, и хорошо, что вообще не вылетела в лобовое стекло. Рома перетягивает ее к себе на колени.

Маша с выпученными глаза сидит и испуганно смотрит на всех.

– Маш, ты как? – Осматриваю ее из-за заднего сидения. Та кивает только в ответ. – Рома, а ты?

– Варя, блин… Песни они поют! Почему не пристегнулись?!

– Я с тобой вообще никогда не пристегивалась.

– Не пристегивалась она… так пристегивайся! Чуть ребенка не…

…потеряли?

Я шумно сглатываю.

Второй раз пережить это было бы слишком. Но Рома затронул уже это внутри. Дернул натянутую ниточку. Я сама начинаю часто дышать и моргать, чтобы прогнать слезы, но они выступают. Сами. Шмыгаю носом.

– Все хорошо, Варь, успокойся. Лось выскочил на дорогу.

– Йось? – переспрашивает Маша.

– Ага, если бы мы в него врезались, было бы хуже. Твой лоб как? – Рома растирает лоб у Маши ладошкой.

– Боит, – выдыхает та.

– Шишка будет, подожди, найду что-нибудь. – Рома наклоняется к бардачку и шарит там. Я замираю. Очередное дежавю, сейчас как достанет оттуда “игрушку”... Но Рома достает повербанк. Я внутренне выдыхаю. – Держи вот так, – прикладывает Маше ко лбу.