— Знает он! Ты извини меня, подруга, но если я увижу Бархалеева, в морду он у меня получит!

Леська до сих пор чувствовала себя виноватой, ведь это из-за неё я встретилась с Вадимом.

— Не надо, Лесь.

Посмотрела на часы: начало десятого. Надо звонить маме. Да и Ромке поспать нужно перед сменой.

— Может, мне с тобой поехать? — предлагает Олеся.

— Не думаю, что это поможет, — отвечаю я, слушая длинные гудки в телефоне.

— Доченька! Ну наконец-то! А-то я звоню, звоню, и ни до тебя, ни до Вадюши дозвониться не могу!

— Мам? Что случилось?

— Ой, да что у нас может случиться-то? Ты там как? Ирочка, мне такой сон приснился! Детка, ты не поверишь! Арбузы мы с тобой несли…

— Ты что, ещё не сказала им про беременность? — шёпотом спрашивает Леська.

Молча киваю, что нет, и Леська театрально хлопает себя по лбу.

— …хотела позвонить, а у вас телефоны недоступны. Я уж и не знаю, что думать! Ты зачем телефон отключила?

Смотрю на подругу, которая изображает самолёт. Явно бомбардировщик.

— Мам, так в самолёте нельзя включённые телефоны.

— Вы с Вадюшей на море, да?

— Нет, мам. Я в городе. Скоро приеду.

В телефоне повисает молчаливая пауза.

— Как в городе? А почему не позвонила? Не предупредила?

— Так ночь была, не стала будить. Скоро, мам, приеду. Ты только не суетись там сильно, хорошо? — прошу.

— Ну как же?! А Вадюшу я чем угощать буду?

— Люлями, — шёпотом подсказывает Леська, красноречиво жестикулируя.

— Мам, я одна. Без Вадима.

— Ну? И ты думаешь, она не догадается? — спрашивает Леська, когда я отключаю вызов. — Баба Роза — так точно сразу диагноз выпишет! Ты даже порог перешагнуть не успеешь!

Леська права. Бабуля у меня такая. Не потому, что возраст, а потому, что всю жизнь надеялась только на себя. Бабушка прожила одна, сама вырастила и подняла дочь. Как и моя мама после развода, так больше и не вышла замуж. А теперь и я… повторяю судьбу матери-одиночки.

— Прошла любовь, завяли помидоры? — Это были первые слова, которые я услышала, стоило зайти в родной дом.

— Привет, бабуль! А ма где?

— В магазин побежала твоя «ма»! Зятёк, не дай бог, у неё с голоду сдохнет. Что, всё? Наигралась в любовь?

— Наигралась, бабуль, — признаюсь. А какой смысл скрывать? Всё равно придётся сказать правду.

Бабуля качает головой. Жду её слов: «А я тебе говорила!», но она молча уходит на кухню.

— Есть будешь?

— Нет.

— Вещи где?

— Я так приехала.

— Тоже правильно: с голой жопой уехала, с голой жопой и вернулась. — Бабуля никогда не скупилась на крепкое словцо, этого у неё не отнять. — Что, загулял твой прынц московский?

— Что?

— Изменил, говорю.

Я не знала наверняка, но была уверена, что Вадим мне не изменял.

— Нет. Я изменила. — Не могу сдержать сарказм: ведь именно так это выглядело в глазах Вадима.

Бабуля аж дар речи потеряла. Она плюхнулась на табурет и хватала ртом воздух, а сказать ничего не могла. Пришлось налить ей воды.

— Ну, Ирка! Ну, молодец! Вот это я понимаю!

— Ба!

— А что ба? Теперь понятно, почему у тебя багаж такой.

— Бабуль. Всё немножко не так.

— Да ладно скромничать. Это вон, мать твоя дурная, так никого и не нашла. А на две пенсии потом оно как-то легче бы было! Ладно, с первым понятно, а второй кто?

— Я не знаю. Я его не видела.

Бабуля поперхнулась во второй раз.

— Ты что, пьяная была?

— Да ба! Не пьяная!

— А ну-ка объясни-ка мне, старой женщине, по какой такой причине ты не могла видеть мужика, который…

— Ба! — прервала бабулю на полуслове.

— Ты мне не «бакай»!

— Я думала, это Вадим, — призналась.

— Что вы там жрёте в своей Москве, что такие галлюцинации ловите? Это же как так можно было? — Бабуля в полном недоумении размахивала руками, показывая рост и… прочие размеры.