Проглотив внезапно выросший в горле комок, Кэрри с трудом отвела глаза от статуи Сакумо и едва не вскрикнула — он смотрел на неё из угла. Пара секунд ушла на то, чтобы осознать — это картина. Большая картина, занимающая почти всю стену. Ноги почти не слушались, превратившись в две деревяшки, когда Кэрри медленно подошла к ней, пытаясь рассмотреть всё и сразу. Поле боя, кроваво-чёрное, и в центре — Сакумо. Его глаза сверкали и в них плясали багровые отсветы. Растрепавшиеся волосы шевелил ветер, пальцы крепко сжимали окровавленные мечи, а на губах играла холодная, торжествующая улыбка. Картина была такой реалистичной, что Кэрри казалось — прикоснись к его щеке и сможешь стереть капли чужой крови с белой кожи.

Только сейчас до неё начало доходить, что бог — это не пустой звук. Что это история, которая для него была реальностью. Что Сакумо на самом деле очень опасный и очень закрытый. И что когда-то его боялась половина мира, и боялась заслуженно. Насколько можно скучать по такому прошлому, как сильно нужно хотеть удержать его, хотя бы здесь, в воспоминаниях и небольшом клочке земли, на котором теперь стоит его дом?.. Сейчас Кэрри отчётливо осознала, что понимает его желание удержать привычное прошлое. Да, телевизор в подобном доме точно смотрелся бы дико, а интернет и вовсе был из другой эпохи.

Оглушёная мыслями, Кэрри покинула храм, не глядя на Юми. От того, что Сакумо стал понятнее, он совершенно не стал ближе. И как такая, как она, вообще может заинтересовать такого, как он? Кэрри и раньше не задумывалась особо о том, чтобы его покорить, теперь же даже мысли об этом звучали смехотворно. Линн права, единственное, на что она годиться — греть в постели. Но сейчас даже этого дать не может. Как быстро он поймёт, что всё это было ошибкой? Как быстро откажется от неё? Оставив Юми на берегу, Кэрри медленно побрела по мосту к беседке, не обращая внимания на ветер, трепавший полы её юкаты. Сейчас она чувствовала себя древней японской принцессой, которая предназначена великому самураю, только этот воин берёт её в жёны ради детей, а не ради того, чтобы сделать счастливой. Кэрри никогда не задумывалась о детях, но сейчас вдруг представила черноволосого мальчика, отчаянно желающего походить на отца. Упрямого, смелого, красивого. Задумчивая улыбка скользнула по губам. Интересно, могут ли боги иметь детей?..

В беседке стояли два низких длинных дивана, покрытые плоскими шелковыми подушками. Между диванами — низкий столик, и больше ничего. Ветер неспешно шевелил ткань, скрывающую озеро, и Кэрри отодвинула её в сторону и облокотилась о перила, залюбовавшись лотосами.

— Юми сказала, ты была в храме, — зазвучал тихий голос за спиной. Сердце тут же подскочило в горло, Кэрри резко обернулась. После того, как увидела его другим, в истинном обличье, было слишком сложно видеть в нём профессора из пансионата. Этот Сакумо был другим, теперь Кэрри могла понять свою первую реакцию на него — страх. Безотчётный и неконтролируемый. И в то же время к страху примешивалась тайная гордость за то, что он выбрал её. Пусть ненадолго, но всё же из всех он выбрал именно её.

— Я хотела узнать тебя лучше, — тихо призналась она, стараясь не смотреть так жадно, будто не видела сто лет, не меньше. Будто они не расстались утром, не провели всю ночь в одной кровати.

— И как тебе то, что ты узнала? — он склонил голову набок, ожидая ответа и не спеша приближаться. В тёмно-сером кимоно и чёрных штанах, выглядывающих в прорези, с гладко зачёсанными волосами и чёрными, глубокими глазами он казался тем богом с картины.