Ситуацию усугубляло то, что в кабинете именно в этот момент находился стажер. И в ту минуту, когда разъяренные дамы бушевали, Вова по телефону рассказывал кому-то, где лучше всего делают сейчас мужской маникюр.

Где-то минут через двадцать непродуктивных скандалов Лайонела Пономарева, подруга Чегеваркиной и тоже сотрудница Пушкинского музея, вдруг заметила, что все это время никто им не отвечает. Гуров и Крячко мало того, что не пытались их успокоить и доказать свою готовность сделать все, что угодно, ради счастья прекрасных дам, они еще и изучали что-то поверх их голов.

На мгновение воцарилась тишина, воспользовавшись которой Гуров негромко сказал:

– Да, ты прав, стены пора перекрасить. Уже трещинами пошли.

– Да как вы смеете! – пошла на второй или третий виток Пономарева, видя, что Чегеваркина захлебнулась яростью.

– Сидеть, – тихо, но в то же время очень веско сказал Гуров.

Дамы сели и с удивлением замолчали. Хотя они и пришли в Главк, уверенные в том, что тут работают одни идиоты, барышни все же не ожидали, что все их угрозы будут восприняты как шум назойливого ремонта у соседей. А сейчас перед ними стоял лишь слегка выведенный из себя полковник. Он не кричал, не повышал голос, а просто заставил их сесть, а потом медленно подошел к своему столу, сел, выровнял папку с документами и только после этого начал беседу.

– По одной, пожалуйста, – сказал Гуров максимально вежливо, – я так понял, что погибший не имел обыкновения делать цифровые копии своих чертежей и разработок и именно поэтому вам так нужны его бумаги. Кому вы хотите их продать? Вряд ли пытаетесь получить для музейной коллекции?

Пономарева молча хлопала глазами. Крячко был готов поставить все, что у него было, на то, что она в самом деле понятия не имела, о чем говорит Гуров и чем занимался Сысоев. Просто скандалила из любви к искусству и потому, что давно знала Чегеваркину и понимала, какой скандал та ей устроит, если прямо сейчас Лайонела не выступит второй скрипкой.

– Я так поняла, что вы не успели еще просмотреть те важные документы, которые вы забрали, словно пачку макулатуры, – ледяным голосом, взяв себя в руки, начала Мария Александровна.

– Да. А вы, как я понимаю, еще не смотрели новости и не знаете, что мы сейчас работаем над делом подражателя серийному убийце. Поэтому если вы действительно хотите, чтобы убийцу вашего мужчины поскорее нашли, то постарайтесь вспомнить все, что было необычного в последнее время. Он болел? У Антона был диабет?

– Нет, точно не было, я бы знала. Я давно уже слежу за его здоровьем. Сами понимаете, молодой жене в таком деле доверия нет.

– Понятно. – Крячко присел на краешек стола, подключаясь к расспросам. – Вы давно вместе?

– Десять лет.

– А сколько времени погибший женат?

– Пять.

Сыщики с удивлением посмотрели на свидетельниц.

Чегеваркина пожала плечами:

– Я замужем уже больше двадцати лет. В браке с Тошей я не была заинтересована. Скорее в том, чтобы быть ему поддержкой и музой. Как я уже говорила. Мне приятно, что множество своих изобретений он сделал при моей поддержке.

– Так, не надо нам пересказывать «Мастера и Маргариту». Еще немного, и вы бы переехали от мужа к нему в подвал, – поморщился Гуров. – Сысоев же преподавал?

– Да, это было его хобби, если можно так сказать.

– Готов поспорить, он сам так не считал, – обронил Крячко, начиная заводиться. Кажется, Чегеваркина была той еще занозой, и странно, что изобретатель прожил с ней столько лет.

– Я не мешала ему заблуждаться. Но имейте в виду, большая часть изобретений моего мужчины, вы очень правильно назвали его, и спасибо, что не использовали более банальное «любовник», засекречена. Я могу рассказать только о некоторых. Тоша работал на оборонку. Он усовершенствовал конструкцию винтов военных вертолетов так, что это позволило бы снизить риски аварий, которые часто возникают именно из-за отказов винтов. И сделать вертолеты более маневренными.