Но… тщательно выверенную. Рассчитанную. Она злилась, но при этом хорошо знала, как выглядит со стороны. Если бы не жена-актриса, Гуров бы не знал, чем такие сдержанно-продуманные эмоции отличаются от настоящих.

Лев Иванович показал документы, представился и после этого взял стул и сел.

– А теперь я хотел бы увидеть ваши документы и услышать, что вы делаете на служебной квартире убитого. И кстати, вы в курсе, что человека, который жил в этой квартире, убили?

– Да, в курсе, – кивнула женщина. – Я не смогла дозвониться до Антона по мобильному, пришлось звонить ему на работу. Вот там и… Впрочем, вам же нужны были мои документы?

Незнакомка принесла документы и села напротив, копируя позу сыщика. Судя по ее служебному удостоверению, она работала в Пушкинском музее главой департамента общественных связей. Звали ее Мария, а фамилия интересная, отметил Гуров и не удержался, уточнил:

– Чегеваркина?

– Да, и если хотите, можете смело иронизировать по поводу того, что всегда и везде у меня было прозвище Чегевара. Стараюсь соответствовать.

– Оно и заметно, – очень тихо, но так, чтобы его можно было услышать, пробормотал Гуров. – Мария Александровна, кем вы приходились убитому и что делаете в его квартире?

– Эту квартиру ему выбила я. Через бывшего мужа, для того чтобы он мог спокойно работать. Дома – семья, дети. А тут он мог творить. Мы были любовниками, да. И это служебная квартира, еще месяц она будет свободна, после чего я соберу все оставшиеся вещи и отдам ключи.

Гуров промолчал, ожидая продолжения и ничем не выдав свое удивление, – а было заметно, что Чегеваркина ждет его реакции.

– Между вами большая разница в возрасте? Заранее прошу прощения за личные вопросы, но я расследую убийство.

– Я старше Антона на пятнадцать лет. Да, он женат, и я замужем, но Тоше была нужна больше муза, чем жена, которая будет готовить и обслуживать его дома… Она обыкновенная клуша. Ему требовалась опора и поддержка.

– Вы намеренно грубите? – поинтересовался Гуров. Он уже давно понял, что единственный способ разговаривать с таким людьми, как эта Чегеваркина, – это быть вежливым на грани арктического льда.

– Да. Простите. Я все еще немного не в себе. Степанида замечательная женщина. Просто слишком… приземленная.

Она достала платок, поднесла его к глазам, промокнула уголки. Скорбь ее казалась искренней, если бы не быстрый взгляд, брошенный чуть искоса на стол с документами именно в тот момент, когда платок прикрывал глаза.

Гуров медленно встал и коснулся папок.

– Вот, кстати, хорошо, что вы напомнили, все документы нужно будет забрать в Главк для изучения.

– Да вы не имеете права!

– Почему? Имею.

Чегеваркина села ровно и зло посмотрела на Льва.

– Это наследие. И я тоже имею на него права. Если бы не я, Антон бы не смог закончить свои чертежи.

– То есть вы просто хотите присвоить его изобретения и получить за них деньги, минуя жену и детей в качестве законных наследников.

В какой-то момент в глазах у Чегеваркиной мелькнуло странное торжество, казалось, что еще секунда, и она рассмеется Гурову в лицо, но через мгновение она снова стала фурией, которая выходила из себя, но как-то наигранно. То бросала Гурову в лицо обвинения, то признавалась в любви Сысоеву и рассказывала, какой он гений. Потом Гуров понял, что на самом деле это была обычная женская истерика, просто она проходила в таком формате.

– Давайте так. Вы успокоитесь, я пока заберу эти документы, а вас жду в Главке. Очень хочется узнать вашу историю поподробнее. – Полковник постарался улыбнуться максимально приветливо, но даже бывалый Гуров поймал себя на том, что ему совсем не хочется поворачиваться спиной к этой женщине.