– Да потому что ты у меня уже знаешь где? – перебивает Хмурских.

– И где же?

– В печёнках! – бросает он со злостью, но показывает на свою голову. – В печёнках сидишь! Кап-кап-кап… Как капля надоедливая. Мозги выносишь. Зудишь и зудишь, зудишь и зудишь.

– Великолепно! – поджимаю я губы. – Это очень классно обвинять меня в собственном неумении сдерживать обещания, Андрей Константинович, но, ей-богу, я отправляюсь в постель! А вы тут как-нибудь сами.

Громко топая, ухожу из коридора. Однако замедляюсь, прислушиваясь к возне. И тороплюсь вернуться назад, заслышав грохот от падения однозначно очень тупого предмета.

Хмурских стоит на коленях, пытаясь подняться. Молча подхожу к мужчине и помогаю. Мы доходим до дивана в гостиной, и он обрушивается на него.

– Достала ты меня, Лер, – бормочет Андрей. – Сил моих нет, как достала.

– Так может, стоит просто перестать со мной общаться? – спрашиваю у него. – Я не ваша проблема, не нужно подвозить меня до дома, куда-то приглашать и делать поблажки на работе.

– Наверно, – серьёзно кивает он, задумавшись на мгновение.

Я уверена, что назавтра он не вспомнит ни этого разговора, ни того, как и почему он здесь оказался. И хоть мне до жути интересно узнать причины, по которым Андрей Хмурских вломился ко мне посреди ночи, я виду не подаю.

Пихаю ему в руки подушку и плед и говорю:

– А теперь спать.

– Посиди со мной, Лер, – просит он, скорчив забавную рожицу. – Пожалуйста.

– Нет, Андрей Константинович. – отрезаю я. – Я иду спать. Одна. В свою кровать. Чтобы лишний раз не доставать вас.

– Ну что ты цепляешься к словам? – обиженно спрашивает он.

– Я цепляюсь? Вы ничего не перепутали часом? Вам бы проспаться, Андрей Константинович! Уверена, наутро вы даже не вспомните, зачем приходили…

– Такое забудешь! – жалуется он. – Ты просто маленькая заноза, Лер…

– Да-да, – перебиваю его. – И сижу у вас в печёнках. Поэтому ложитесь-ка баиньки, чтобы я перестала вам докучать.

Ухожу, чтобы не продолжать бессмысленную болтовню. Убираюсь подальше от человека, который абсолютно не понимает, что его действия могут причинять кому-то боль, а его слова могут ранить. Но это Андрей Хмурских. Ему просто всё равно. Всё, что его интересует, это только его собственные желания!

Во всей этой белиберде есть только один неоспоримый плюс: я настолько раздражена на Андрея, что напрочь выбросила из головы все обиды. Мне хочется придушить его во сне! В печёнках я к него сижу, видите ли! Он даже не представляет, насколько глубокой занозой он сидит в моих!

От злости на его слова я забываюсь. На языке вертятся красочные эпитеты, которые я, впрочем, никогда не решусь ему высказать, но с удовольствием бубню их себе под нос, натягивая пижаму.

Устраиваюсь поудобнее, думая, как странно всё происходящее, но усталость берёт своё, и я проваливаюсь в сон.

Будит меня тихий скрип двери. Я застываю от сковывающего страха, когда матрас рядом проседает, и чувствую навязчивый запах перегара.

Хмурских бесцеремонно заваливается на соседнюю подушку и закидывает на меня руку. Я леденею от ужаса, судорожно соображая, что делать дальше, если он решит воспользоваться ситуацией. Воспользоваться мной.

Он шумно вдыхает запах моих волос и радостно хмыкает что-то неразборчивое, но мгновенно засыпает, прижимая меня к себе. Мне же не до сна.

Я прислушиваюсь к мерному сопению над ухом до самого рассвета. А едва он начинает дребезжать за окном, тороплюсь выбраться из кровати. Остаток времени дремлю на диване в гостиной. Собираюсь и еду на работу.

День проходит степенно. Ровно до того момента, пока под самый вечер не появляется Хмурских. Он не в духе, и это слабо сказано. На ходу бросает мне: «Лера, кофе!» и закрывается в кабинете, а я тороплюсь налить и отнести ему горячий ароматный напиток. Но у самой двери прислушиваюсь, потому что мужчина разговаривает с кем-то на повышенных тонах.