В Милане я умудрилась попасть на модный показ одного российского дизайнера. Камера, как всегда, была со мной. Первые пять минут я просто заворожёно наблюдала за профессиональной работой фотографов и их синхронизацией с моделями. Девушки знали, как повернуть голову, где выставить ногу вперёд, когда повернуться. Вспышки камер ослепляли посетителей, и лишь для меня являлись лучиком света, за которым я последовала.

Наладить нужные контакты мне опять помогли деньги отца. Ужин в дорогом ресторане и пара хороших бутылок вина скрепляют отношения не хуже любых контрактов. Двое из компании оказались русскими, вот с ними я и начала поддерживать дружеские отношения. Антон и Дима часто путешествовали и работали профессиональными фешн-фотографами.

Моя наивная душа считала, что это просто, и что не нужно иметь много ума и навыков, чтобы фотографировать моделей. А что? Все девочки и так уже красивые, бери и щёлкай. Как же долго парни тогда смеялись надо мной. Однако их улыбки сошли на нет, когда я показала им свои снимки.

— Ну, конечно, не Энни Лейбовиц, — почесал бороду Дима, — но задатки есть. Тебе бы отучиться, и будет из тебя толк.

— Скажи это моему отцу, — фыркнула я.

— Так поступи и принеси ему бумажку, мол, «вот, папочка, я теперь студентка», — поддержал друга Антон.

Идея казалась безумной, но другого выхода я не видела. Так и сделала. Нашла небольшую частную школу в Бирмингеме, подала своё портфолио и… мне прислали письмо о зачислении.

Возмущению отца не было предела. Он не желал слышать, что его дочь будет студенткой какой-то частной школы искусства, ещё и в двух часах езды от дома.

— Я не собираюсь оплачивать твоё обучение, — стойко заявил отец.

— Первый семестр уже оплачен, — гордо сообщила я.

Если бы взглядом можно было убивать, я бы уже валялась в луже собственной крови. Да, тут папочка просчитался. Видимо, забыл о платиновой карте, с которой деньги утекали как вода. Пришлось сделать немыслимо дорогую покупку, а затем я вернуть товар и за наличку. После чего я пошла в банк и перечислила деньги за первый семестр. Обманом, но я своего добилась.

Отец не разговаривал со мной неделю, а я и не старалась вернуть его расположение. Все мои мысли поглотила подготовка к переезду в маленькую комнатушку с тремя другими девочками, которые поступили в ту же школу.

Моя безлимитная жизнь подходила к концу. Я до конца не понимала, как буду платить за жильё и на какие деньги питаться, но просить помощи у отца не собиралась. Впервые в жизни я хотела пойти по дороге, которую выбрала сама.

За три дня до отъезда в Бирмингем, мне стало совсем тяжело. Опять сказывалось отсутствие матери в моей жизни. Хотелось поговорить с ней. Залезть с ногами на диван, уткнуться в её плечо и тихонько поплакать. Пожаловаться на папу, обвинить весь мир в несправедливости и ощутить её теплые ладони на своей спине. Ни одна из нянь не смогла заменить мне маму. Они все тихо ненавидели меня, и я это знала.

Без спроса я пошла в кабинет отца, достала мамины снимки. Хотелось прижать к сердцу каждую фотокарточку, ощутить хоть мизерную долю той любви, которую могла подарить мама. Но пожелтевшая бумага оставалась безразлична к моей боли.

Сосредоточенная на собственном горе я не заметила отца, который с таким же грустным лицом наблюдал за мной, стоя в дверном проёме. Мы оба молчали. Смотрели друг на друга и без слов понимали, как нелегко каждому из нас проживать эту трагедию.

На следующий день мне прислали благодарность за полную оплату обучения. Можно сказать, это было жестом примирения со стороны папы. Хотя теперь у нас начался новый виток семейных разборок. И на сей раз его волновала уже не моя профессия, а мой социальный статус.