Секунда. Вторая. Где―то вдалеке по перепонкам бил звонок, а мы стояли, как приклеенные, или, может быть, всё это был какой―то дурацкий каламбур. Стояли не шевелясь. Вдыхая один и тот же воздух. Цепляясь взглядами. И я вроде бы ощущала всё ту же ненависть, но какую―то тихую. Со смесью чего―то, чего я пока не могла объяснить.

― Тох! ― крик неподалёку словно разбивает что―то между нами. И я, и он ― оба одновременно приходим в себя. Бестужев отскакивает от меня, как ошпаренный. И становится, не знаю… холодно что ли.

― Западный, ― последнее, что произносит сиплым шепотом прежде, чем уйти. Вынуждая меня слушать, как в тишине коридора оглушающе бьется мой пульс.

Добро пожаловать в огненную историю Сони и Антона.

Предупреждаю: будет больно!

Но надеюсь, вам понравится ❤

P.S. обновления каждый день, проды будут большие, потому что книга написана ))

3. Глава 3

Антон

Я не курю.

Не курил.

Уже года три как бросил, потому что мама просила. А когда не стало её… не знаю, это словно оказалось не к чему. И я бы не начинал снова, но Гладкова, стерва, всё перевернула. Какого хрена она вновь появилась в моей жизни? Думает, я её прощу? Или мамашу её? Думает, забуду? И будем мы жить все одной большой и дружной семьей?

Когда Миша ушёл, мама словно по щелчку стала угасать. Почти перестала есть и спать. Сутками работала, чтобы только боль глуше стала ― я сейчас это понимаю, и так отчетливо, что, сука, рёбра наизнанку выворачивает. В её жизни краски очень быстро смешались в одну ― чёрную, с единственным светлым пятном в центре ― мной.

Шесть лет. Ей понадобилось шесть гребаных, вырванных из её жизни лет, чтобы вновь начать улыбаться. Не натянуто, потому что так надо, а искренне, как умела только она ― всем сердцем. Мама всё делала с сердцем. Про таких говорят ― душа нараспашку. По всем чертовым генетическим законам я должен был быть похож на неё. Но уже в одиннадцать усёк ― нельзя. Потому что в такую душу проще всего плюнуть.

Как плюнул Он.

Миша. Больше десяти лет я не называю его отцом. Иуда перестал быть им в тот день, когда бросил нас. Маму бросил. Сменил её, словно ебаную тачку, на новую, моделью получше. С прицепом по имени Софья.

Соня.

От одного её имени зверски ломает рёбра.

И знаю, что вроде не виновата она, что, когда всё произошло, ей самой было только десять. Но как только подумаю о том, что это её мать всему виной, хочется сжать Гладкову до хруста в пальцах. Сжать, наблюдая, как из тела медленно уходит жизнь.

Псих.

Тушу сигарету и как наркоман вновь тянусь к пачке. Выкуриваю вторую, третью... и уже через одну сбиваюсь со счета. Прогуливаю оставшиеся пары, потому что после встречи с ней в универе наглухо сносит башню.

Я не смогу видеть её каждый день.

Это, блядь, просто запредельно.

Знаю это, башкой своей тупой понимаю, но всё равно стою возле её дома, не вразумляя, какого хрена здесь забыл.

Наверное, хочу посмотреть в её лживые глаза ещё раз. Сказать, как ненавижу всё, что с ней связано. Как меня бесит её запах ― приторно―сладкий, ванильный. И эта непорочная невинность, которую она из себя корчит. Но вместо этого просто стою и смотрю в её окно, как гребаный сталкер.

Серьезно?

В кармане брюк настойчиво вибрирует мобильник. Кажется, уже не в первый раз. Зажимаю губами сигарету и достаю его, задницей зная, чье имя прочту. В голове ― кавардак. На экране короткое ― Вика. Не хочу отвечать, но приходится, иначе вечером закатит целую истерику, вопя, что я, дерьмо, не ценю её переживаний обо мне и вытираю о её чувства ноги. Только вот я никогда и ничего Яновской не обещал. У нас секс по обоюдному, и на этом всё. Никаких конфетно―букетных, ночевок друг у друга и прочих романтических соплей. А она, видимо, до сих пор верит, что… что? Изменит меня?