Дед аккуратно разложил пластины домино в круг и начал выстраивать второй ряд сверху.

– Не уничтожить, а отобрать власть и вылезти из-за плинтуса, куда мы с тобой ее оба загнали. У нее не получилось в любом случае. Остынь. Змея повержена, жало вырвано. Зачем воевать с родной теткой и зачем марать руки, которые и так по локоть в крови родственников.

Хан грузно сел в кресло напротив деда и смел фигурки домино одной рукой.

– Ты вернул ее в дом…ты не просто спас ей жизнь. Это я мог бы понять, но ты вернул ее в наш дом.

В мой дом. Потому что твой она превратила в руины.

– Я дал ей второй шанс.

– И кто спас ее продажную дрянную шкуру? Ни у нее, ни Зимбаги и Албасты не было никакой возможности выжить. Кто мог укротить тигров в заповеднике? Кого ты нанял, дед? Ты заплатил самому черту?

– Скорее, дьяволу.

И откинулся на спинку кресла, покручивая в пальцах пластинку с шестерками с обеих сторон.

– Если долго кормить тигров и приручать, они будут просто не голодны и не тронут свою добычу…или же тронут одну из них, ту, что им оставят на растерзание.

– Тогда чьи трупы были найдены…

– Албасты, Зимбаги и туристки.

Не моргнув глазом, ответил дед. Но у Тамерлана возникло странное чувство, что и сейчас ему лгут.

– Значит, ты просил о помощи Тархана?

– Скорее, я заплатил ему за услугу.

Хан зло повел носом и сглотнул вязкую слюну. Затем ударил кулаком по столу, и все оставшиеся пластинки подпрыгнули.

– Она должна была умереть!

– Она – МОЯ ДОЧЬ! И наша семья! Один раз я уже совершил ошибку и погубил своего ребенка в угоду правильности, потому что надо скрывать позор и потому что в семье так принято. Я позволил убить и растерзать моего любимого ребенка. Думаешь, я простил себя после этого? Думаешь, я сплю по ночам спокойно и не вижу во сне твою мать? Не слышу ее мольбы и крики о помощи? Думаешь, я не знаю о том, что потом позволил тебе убить моего единственного сына? И прикрыл твой зад, чтобы ни одна собака об этом не узнала? Думаешь, я спокойно живу с тем, что мой внук отцеубийца, а сын насиловал родную сестру годами? Многое изменилось! Я больше не хочу хоронить своих детей и внуков!

Крикнул хрипло и смел остальное домино на пол.

– Пока что я еще хозяин этой империи. Пока что еще я у ее трона, и я решаю, кому оставаться в этой семье, а кому убираться вон. Цэцэг будет жить здесь…или там, где ты позволишь ей остаться. Но жить она будет, или тебе придется и меня скормить тиграм, внук!

Хан выслушал его монолог, а потом залпом осушил стакан со свежевыжатым гранатовым соком так, что струйки бордовой жидкости потекли по его подбородку. Поставил стакан на стол и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Пусть ее приведут. Посмотрим на раскаявшуюся Магдалену. Ты ведь утверждаешь, что она раскаялась?

Двери открылись и пропустили внутрь помещения невысокую полную женщину, укутанную в черные одеяния. Она тут же упала в ноги Хана и вцепилась в его колени, вызывая в нем приступ смешанных чувств. Жалости и презрения.

– Пощади, Тамерлан…Пощади. Вспомни. Это я растила тебя, это я готовила для тебя сладости и защищала перед братом. Сжалься… я готова на все. Хочешь, прислуживать тебе буду. Хочешь, сошли меня куда-то, только позволь жить… я все осознала. Я раскаиваюсь, мне ужасно и ужасно жаль.

Хан отпихнул ее от себя ногой, и она поползла к отцу, впилась в его ноги пальцами и прижалась к ним лицом в пафосной истерике и пафосном смирении со своей судьбой. Цэцэг когда-то прекрасно управляла домом деда, она умеет руководить, держать дом в чистоте, нанимать прислугу и заботиться о хозяйстве. Она может пригодиться Хану совсем в другом месте.