– Не было. Не совсем. Но…

– Но Алиса втайне увлекается зоофилией? Хочет поскакать вместе с зайчиком? – Он делает вид, будто обдумывает такой вариант. – Не припоминаю, чтобы такое говорили на уроках литературы.

Я фыркаю от смеха, а щеки обжигает жаром, несмотря на холодный октябрьский ветер. Еще одна вещь, которую Джош готов ждать – когда я захочу попрыгать с ним. В постели. И бывают дни, когда это желание завладевает мной, но я хочу подождать, пока мне не исполнится хотя бы шестнадцать. Секс сопряжен с большой эмоциональной и физической ответственностью, а у меня нет рядом мамы, с которой я могла бы обсудить это или попросить помощи с выбором противозачаточных средств.

Но сейчас, когда Джош обнимает меня за плечи и каждую клеточку моего тела переполняет любовь, трудно не хотеть, чтобы у нас с ним все случилось прямо здесь, на качелях. Я уже готова покончить с периодом детства. Из-за маминой депрессии мне и так приходится дома быть взрослой, так что продолжать притворяться кажется глупым. Я собираюсь поступить в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе или в Институт моды, а потом буду работать в Голливуде, шить костюмы для фильмов. Джош станет инженером, потому что его блестящий ум полнится идеями, которые только и ждут воплощения в жизнь. Мы поженимся, у нас будут дети и хороший дом на тихой улице. Пока этого нет, но я уже вижу. Как мираж в пустыне, до которого очень далеко.

– Не хочу, чтобы мы были скучной, шаблонной парой, – говорю я.

– То есть ты не хочешь ничего нежного и романтичного, – поддразнивает Джош.

– В школе все собираются наряжаться в Эдварда и Беллу, – говорю я. – Нет ничего сложного надеть оксфорды и толстовки.

– К слову, о толстовках, на тебе ее нет, и ты по-прежнему дрожишь. Я пошел. Не спорь.

Он встает, и я не возражаю. Не потому, что замерзла, а потому, что он принесет свою толстовку с капюшоном от UCLA Bruins, и я буду спать в ней, наслаждаясь уютом и его запахом.

Высокий и сильный, Джош склоняется над качелями, упирается руками по обе стороны от меня и целует, нежно и сладко.

– Скоро вернусь.

Я улыбаюсь и смотрю ему вслед. Он ждет, пока мимо проедет машина, и забегает в свой дом. Внутри его родители собираются вместе смотреть телевизор. Кэрол напомнит Джошу, что завтра учебный день и нельзя задерживаться допоздна. Грэхем ласково напомнит ей, что Джош уже взрослый и сам способен о себе позаботиться. Они обменяются улыбками, потому что она знает, что он прав, а он знает, что она ничего не может с этим поделать. Она слишком сильно его любит.

«Ее можно понять», – думаю я и возвращаюсь к своему наброску.

Позади меня гудит автострада, впереди – наша улица. Четырьмя кварталами ниже из-за угла с визгом выезжает машина и направляется в нашу сторону, туда, где сейчас через дорогу открывается входная дверь. Джош выходит с синей толстовкой в руке и закрывает за собой дверь. Он замечает мой взгляд, с улыбкой машет рукой и бежит ко мне. В моем сознании оживает условие задачи с урока математики: две прямые в одно и то же время сходятся в одной точке.

Я встаю. Ноги подкашиваются, а в пересохшем горле застревает крик. Машина приближается быстро, слишком быстро, но шум двигателя сейчас всего лишь фон. Джош всегда смотрит на дорогу, но не в этот раз… потому что он смотрит на меня.

Одновременно происходят три вещи, но все они происходят слишком поздно. Я кричу, Джош замечает машину, а водитель наконец замечает его. Автомобиля не должно быть посреди улицы, там, где бежит Джош. Однако же он там.

Взвизгивают шины – и Джоша больше посреди улицы нет. Он растворяется в воздухе. Остается только машина с разбитым лобовым стеклом и один ботинок Джоша, лежащий в свете фар.