– Нет, – отвечаю я. – Прозвучало искренне.

– У нас была распланирована вся жизнь, по крайней мере, я так думал, – продолжает Зак. – Голливуд был лишь одной из частей плана. Я думал, мы с ней создадим что-то настоящее. Брак, семья, дети… что-то прочное. – Он качает головой, устремив взгляд вдаль. – Было тяжело наблюдать, как все это рушится.

Он сексуален, богат и знаменит, но на самом деле хочет одну женщину, которую будет любить вечно.

Я смотрю на это странное существо передо мной. В голове теснятся сотни вопросов, большинство из которых различные вариации одного: «Ева сумасшедшая?» Но что, если, возможно, она не хочет семейной жизни? Черт возьми, я и сама не могу себе этого представить. Возможно, она тоже не может.

На телефоне Зака высвечивается сообщение.

– Помяни дьявола. – Он вздыхает и выключает звук, а затем переворачивает телефон экраном вниз. – Она хочет поговорить. Не знаю, о чем. Все должно было закончиться, но меня продолжают тянуть назад.

– Почему?

– Сожаление, я полагаю. – Он встречается со мной взглядом поверх воды. – Я не хотел говорить об «Оскаре» и номинации за «Безумную восьмерку», потому что это как очередной удар ножом в сердце. Потому что мне действительно нравилось сниматься в этом фильме. Съемки в нем стали одним из лучших опытов в моей жизни.

– Было заметно.

– Получить номинацию за эту роль – просто вишенка на торте, но Ева… – Он качает головой, поджимая губы и делая глоток вина. – Она говорила, что мне только награды не хватало, чтобы потешить свое эго. Что я слишком сильно хочу нравиться людям.

– Я бы на такую новость отреагировала поздравлениями, но это всего лишь мое мнение.

Зак печально улыбается.

– Она не всегда такой была, и об этом я больше всего сожалею.

– Что ты имеешь в виду?

– Я не смог с этим смириться. В телесериале… – Он замолкает и бросает на меня взгляд. – Мы с ней снимались в сериале «Дар божий», помнишь?

Я приподнимаю бровь.

– Ты про шестисезонный феномен поп-культуры? Никогда о нем не слышала.

Он слегка подталкивает меня локтем, а затем вздыхает.

– Слава «Дара божьего» ударила Еве в голову, и она изменилась. Я не сразу это заметил, иначе тут же схватил бы ее в охапку и утащил в какое-нибудь укромное место. Чтобы оградить от опасности.

Меня подмывает задать следующий вопрос в нашем маленьком интервью. А кто обеспечит его безопасность? Но вместо этого делаю глоток вина.

Закари проводит рукой по своим темным волосам.

– Господи, вы меня только послушайте. Твой отдых в горячем джакузи превратился в сеанс моей психотерапии.

– Я не возражаю.

– Нет? – Он улыбается. – Потому что с тобой действительно легко говорить. Или, возможно, потому, что я с тобой говорю, а ты слишком вежливая, чтобы попросить меня заткнуться.

– Это невозможно. Я даже отдаленно не могу назвать себя вежливой.

Он смеется.

– Ладно, но надо сравнять счет. Твоя очередь. О чем ты больше всего сожалеешь?

Вода внезапно кажется холодной, а грудь сжимает. Мой ответ слишком многое затрагивает. Мне стоит сказать «пас», выбраться из воды и перестать разговаривать с этим человеком, который безотчетно дает мне возможность немного выплеснуть свои чувства.

Зак замечает мою реакцию, и его легкая улыбка исчезает.

– Эй! Тебе не обязательно…

– Был один человек, – тихо начинаю я. – Кое-кто… важный. И одно из моих самых больших сожалений заключается в том, что…

Я помогла его убить.

– Я… не сказала ему всего, что хотела, пока была такая возможность.

– Значит, он ушел? – мягко спрашивает Зак.

– Да, – хрипло отвечаю я. – Он ушел.

Зак кивает, его глаза полны доброты и сочувствия, и мне больно это видеть. Я тянусь за бокалом и отпиваю большой глоток, одновременно вливая в себя утраченное самообладание.