Меня захлестывает волна печали. Как всегда, она просто появляется, казалось бы, из ниоткуда и приносит с собой поводы для грусти без всякой причины. Иногда это воспоминание о том, как мы с Джошем играли в детстве. Иногда – последнее воспоминание о нем, как из его уха вытекала кровь. Не лилась, не хлестала, а медленно вытекала, потому что он был уже мертв.

Иногда горе связано не с прошлым, а с будущим. С тем, что могло бы произойти. Не отобранная у Джоша жизнь, а жизнь, которую ему так и не удалось прожить. Вот как сегодня, только на этот раз мысли обо мне. О моей жизни, которая еще не прожита, и едва слышном голосе, нашептывающем, что еще не слишком поздно.

Я вскакиваю с кровати и оставляю Клэя отсыпаться. Вернувшись в отель, ложусь в постель и устремляю взгляд в потолок. Это как чистый лист. Блокнот для рисования. Когда я была маленькой, то смотрела на гладкий белый потолок в своей комнате и рисовала на нем воображаемые костюмы. Униформу времен Гражданской войны, винтажные платья или юбки-карандаш и элегантные шляпки, которые могли носить женщины в сороковые годы.

В эту ночь я вижу шарф Хьюго, но он надет на Закари Батлера. Закари сейчас не в роли. Он спрашивает меня, почему я не займусь чем-нибудь посерьезнее, и улыбается своей милой улыбкой. Я вспоминаю о том, сколько раз улыбалась за тот наш короткий разговор в горячем джакузи. Почти уверена, что больше, чем когда-либо.

А потом снова накатывает горе, отягченное чувством вины, поэтому, когда в четыре часа утра на телефон приходит эсэмэс от Клэя с просьбой приехать, я соглашаюсь.

Мой телефон издает сигнал. Звонок, а не сообщение. Какая дерзость.

Прошлой ночью, а точнее, сегодня утром, после моего второго заурядного свидания с Клэем я вернулась в отель. Может, я и унизила себя, оказавшись в его постели, но у меня хватило достоинства не оставаться на ночь. Моя голова коснулась гостиничной подушки около пяти, и, кажется, уже через минуту зазвонил телефон.

Я шарю по тумбочке, хмурюсь при виде номера и нажимаю «Ответить».

– Сейчас восемь утра. Зачем так рано звонить?

– А чем ты ночью занималась, что так устала? – Джесс Джорданс, или Джей-Джей, моя лучшая подруга, в этом она вся.

– Всякой ерундой, – отвечаю я, потирая глаза. – Ерундой для взрослых.

– Рассказывай, – командует Джей-Джей, и я слышу шелест бумаг. Она готовится к получению степени магистра в области коммуникаций в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе, и меня не удивляет, что деловая подруга уже взялась за учебники. – С кем это ты занимаешься взрослой ерундой? Кто-то из съемочной группы? Или актеров? Пожалуйста, скажи мне, что это Закари Батлер.

Я чуть не роняю телефон.

– Я тебя умоляю. Обычный парень. Из приложения.

– Значит, очередной незнакомец. – Джей-Джей вздыхает. – Девочка…

– Рановато для лекции, – замечаю я, откидываясь на подушки.

– Я волнуюсь, Ро. Переживаю, что ты можешь попасть в неприятную ситуацию…

– Не попаду. Никогда не попадаю.

– Ты хочешь сказать, что пока не попадала.

Я ничего не отвечаю, позволяя молчанию сделать свое дело. Джей-Джей снова вздыхает.

– Ладно. Я никогда не перестану за тебя переживать, но причина моего звонка – уточнить, в силе ли еще вечеринка на следующей неделе по случаю твоего дня рождения. Съемки «Вожделения» долго не продлятся, верно?

– Я так не думаю. У нас осталось несколько дней, – говорю я, уже скучая по джакузи, от которого мне придется отказаться после окончания съемок. – Судя по всему, мы движемся к завершению.

– Хорошо. – Я практически слышу, как Джей-Джей ставит галочки в списке дел. – Двадцать шесть исполняется раз в жизни.