Десятая… Зачем мне это знать? Мне это должно о чём-то говорить? Я не понимаю, я, правда, не понимаю, и сильно устал, чтобы пытаться понять…

Я честно хотел остаться снаружи кабинета, но меня втянули сюда и, кажется, ждали, что я буду умиляться и ликовать от увиденной картины.

Только вот… Я не мог.

Да, я радовался. Я, конечно, радовался, хоть ничего и не понимал в том, что вижу.

Но моя безумная радость этому ребёнку тонула в боли, что я пытался в себе погасить.

Да, я вижу новую жизнь, маленькую и такую хрупкую, только вот она не могла перекрыть того, что другого человека не стало. Да, ребёнок сможет смягчить боль, но пока… Мы и его чуть не потеряли… Но обошлось, да?

Я заставил себя улыбнуться, как этого ждал врач, я не должен поддаваться эмоциям, я должен был сильным. Я должен держаться, только вот…

Даже слабая улыбка пошатнула запертую внутри боль… Резко саданула, вызывая отчаяние и желание завыть. Я посмотрел на Дину. Девушка смотрела на монитор, нервно покусывая нижнюю губу и неосознанно сжимала мою руку. Я легко сжал её пальцы в ответ, и она, будто устыдившись своей слабости, отдёрнула руку...

- Вот, чтобы не сомневались, - известили нас, и в кабинете, поверх жужжания аппарата, раздался странный звук, что мне, скорее, напомнил шум машины… Сердцебиение! Это было сердцебиение ребенка!

Я поражённо смотрел на экран, начиная осознавать реальность происходящего.

- Поздравляю вас, - сияющее, заявил врач, уже выдавая мне маленький снимок УЗИ, при этом он светился, как будто сам был причастен к созданию мелкого чуда. - Прибавление в семье – это всегда радость, - добавил он уже менее уверенно, ощущая наше состояние. И правда, мы, наверное, с трудом походили на счастливых родителей, что чудом не потеряли малыша. Сейчас мы оба напряжены и сдержаны.

- Спасибо, - я кивнул, принимая снимок, снова пытаясь понять, где в чёрно-белом квадратике ребёнок, а ещё мне надо было улыбаться. Я же вроде как отец…

Губы не слушаются, я чувствую, как уголки рта подрагивают, но не хватает силы натянуть маску радости, хотя внутри всё ликует. Его ребёнок! У него будет ребёнок!!!

«-Ну и когда уже дети будут? Я хочу быть их любимым крёстным!»

«- Слушай! Сколько можно, ты не молодеешь! Я сейчас сам пойду к твоей Золушке требовать, чтобы она родила тебе сына!»

«- Арсен, серьёзно! Ты хочешь назвать ребёнка – Адамом? Ты совсем? Адам Арсенович? Тебе не жалко малыша? Кажется, я понимаю, почему твоя Золушка ещё не родила тебе никого…»

Мои собственные слова эхом звенят в голове, переплетаясь с сердцебиением нерождённого еще рёбенка, или это у меня кровь стучит в висках? Я ведь всё его подначивал про детей, смеялся, шутил… Дразнил. Мать тоже ждала от него внуков, как и от меня, а я всё мечтал списать всё на него, сам пожить ещё холостой жизнью, вот и…

Мама… а я ведь ещё не позвонил… Не сказал… Она ведь любила Арсена как сына, обижаясь на него за редкие визиты, переживала, если у него были проблемы или он простывал… И как теперь сказать ей, что он умер…

Я сглотнул, чувствуя, как моё желание быть сильным, даёт слабину, в глазах помутнело от подступивших слёз.

Нельзя плакать, нельзя!

Руки затряслись. Нет, нельзя, я не ребёнок! Я не женщина! Я не имею права плакать и быть слабым! Не сейчас!

- Всё хорошо? - я не смог украдкой стереть слёзы, что защипали глаза. - Вы не волнуйтесь, у нас отцы и навзрыд рыдали иногда… А здесь, когда вы чуть не потеряли…

Последнее было сказано так неуверенно, отчего я усмехнулся.

- Нет, всё хорошо, - я усилием воли заставил всё же себя улыбнуться.