— И кто же ей это сердце разбил? – я зло огрызнулся, метнув в Иваныча предостерегающий, красноречивый взгляд.

Который его не остановил.

­— Вы.

— Ты совсем охуел?! Забыл, на кого работаешь?! – я тут же взорвался, и моя злость разогналась от нулевой отметки до сотни буквально за секунду.

Не очень себя контролируя, я подскочил к нему и схватил за грудки пиджака, хорошенько встряхнув. Он не сопротивлялся, но сжал мои запястья, не позволив повторить еще раз.

— Я работаю на вас, Кирилл Олегович, — ответил он с совершенно непроницаемым лицом. — И именно поэтому я должен учитывать все варианты.

— Невозможно разбить человеку то, чего у него нет.

Я отпустил его пиджак и сделал шаг назад. Посмотрел на свои руки, потом на начальника охраны и кивком головы указал на дверь.

— Проваливай.

И, не дожидаясь, пока он выйдет, развернулся и пошел в душ. Ледяная вода, бритье, кофе, бассейн. Именно в таком порядке. Пора возвращаться к работе.

Холодная вода порядком остудила мою голову, которая уже начинала закипать. Алкоголь до конца еще не выветрился, но мыслить я стал четче. Еще бы он выветрился, я бухал четыре дня подряд. Я побрился, избавившись от отросшей щетины, и посмотрел на себя в зеркало. Почти нормально. Глаза еще слегка красные и мутные, но это скоро пройдет.

Я стиснул зубы, вспомнив, что внизу на кухне сидела Маша.

Маша, Маша, Маша.

Ее имя не шло из головы все это время. Его не вытравил ни алкоголь, ни пара проституток, которых я себе заказал. Я взрослый мужик и очень далек от романтической лабуды, но она что-то задела во мне. Затронула хрен-пойми-что, и поэтому я не мог выбросить ее из своих мыслей, как делал обычно. С ее уходом в доме образовалась странная пустота, которую ничто не могло заполнить.

У меня было много свободного времени в последние пару дней, чтобы вспоминать. И я вспоминал. Ее длинные волосы, в которые я обожал зарываться. Вечно холодные тонкие пальцы. Когда я валялся под наркозом после ранения в бок, я чувствовал ее прикосновения: невесомые и легкие. Словно бабочка.

Шрам на плече, который вовсе не был таким уродливым, как она думала. То, как она смешно фыркала, прочитав что-то забавное. Как недовольно хмурилась, и меж бровей залегала складка, когда она сердилась. И как испуганно на меня смотрела.

И как она спала – забившись в самый дальний угол кровати и сжавшись, подоткнув под себя одеяло со всех сторон. Мне даже пришлось укрываться пледом, потому что сражение за одеяло я с ней проиграл.

А потом она ушла. Сбежала. Струсила. Ушла от меня, хотя я крупно подставился ради нее. И, если правда всплывет наружу, то расплатой будет только смерть.

Убийство Зимы мне не простят.

Но сейчас больше всего я бесился даже не из-за ее ухода. Самым паршивым было то, что, увидев ее, я обрадовался. Потом, конечно, разозлился и едва не прибил ее прямо на месте у входной двери.

Но сперва – обрадовался. Словно в груди кол по центру вбили – так закололо. И за эту слабость я себя ненавидел.

Я заметил, что она казалась уставшей, как будто не спала пару дней. Уставшей и измотанной, и какой-то дерганной – как в самом начале нашего знакомства, когда отпрыгивала в сторону, стоило мне очутиться поблизости.

Захотелось обхватить ее двумя руками и прижать к себе с дурным рыком. «Мое! Никуда не отпущу!».

— «Я не должна была уходить», — прошептал я, передразнив ее голос.

Злоба плеснулась внутри меня с новой силой.

Когда услышал, то эти слова отрезвили меня лучше холодной воды. И еще говорят, что мужики не романтики и несут без разбора все, что приходит в голову.