— Да уж, действительно сложнее, — невесело усмехнулась, покачав головой и поднявшись. — Сохранить жизнь, убив всех вокруг, и окружить комфортом, чтобы иметь в качестве безотказного сексуального партнера — это ведь так похоже на счастье, и как же странно, что я не ликую в предвкушении.

Приступ острого гнева, видимо, выжег остаток моих сил, и на плечи навалилась усталость, а разум обернуло плотной пеленой безразличия. Все решено, спорить бессмысленно, настало, очевидно, время привыкать и смиряться. Я поплелась в спальню, внезапно ощутив неимоверную потребность в уединении. Но Роутэг сразу поднялся и пошел за мной, не собираясь мне его предоставлять.

— Безотказного? — спросил он в спину. — Без права отвергнуть? Элли, я ведь сказал сразу, что ничего между нами не будет происходить вопреки твоему желанию.

Ну да, и сколько же ты готов ждать появления моего желания?

— Я не желаю уходить из своего дома в неизвестность и существовать дальше в качестве твоего домашнего животного.

— В этом нет возможности выбора ни у тебя, ни у меня.

Я дошла до кровати и улеглась на бок, так чтобы не видеть черного. Нет выбора. Нет. Выбора. Но почему? С какой такой стати я должна верить хоть единому слову чужака? Врага. Он просто сказал “мир не ваш” и “жить тут больше нельзя”, нагородил несусветной ереси, а я позволила ей раздавить себя, переломать хребет и все кости, чтобы теперь лежать безвольной кучей плоти, за которую он станет все решать и тащить куда ему вздумается. С чего я ему поверила-то? Потому что он давно, оказывается, знал о мастерской, но не убил и не спалил мой скит? Что, благодарностью, может, к нему еще за это проникнуться? На то и был расчет?

— Могу я присоединиться к тебе, Элли? — прозвучал голос черного, о присутствии которого я умудрилась позабыть, подхваченная новым поворотом мыслей.

Резко обернулась, уставившись на него. Роутэг стоял в шаге от кровати, пристально глядя на меня. Первым порывом было отказать и потребовать оставить меня одну, но какой смысл будет в этой сиюминутной демонстрации непокорности? Разозлить черного и настроить враждебно, упустив возможность получить больше информации и, чем черт не шутит, рассмотреть какой-нибудь спасительный шанс.

— Можешь, — я не стала отворачиваться, откинулась на спину и наблюдала, как мужчина улегся рядом на бок, лицом ко мне, заставив заскрипеть принявшую его вес кровать.

Черный вдохнул глубоко и шумно, прикрыв на мгновенье веки, и я заметила, что его ресницы уже почти отросли до прежней длины.

Не наплевать ли? Не хочу смотреть на него. Не хочу слышать. Не хочу помнить его слова. Хочу сейчас просто дышать спокойно. Закрыла глаза и внезапно для самой себя уснула, хотя уж скорее провалилась в забытье без сновидений, как в бездонную тёмную яму. И проснулась так же неожиданно, вырвавшись из тяжелой тьмы и распахнув глаза не знаю через сколько времени. И тут же нарвалась на по-прежнему пристальный неотрывный взгляд эсретана, как если бы он, в отличии от меня, не моргнул ещё ни разу.

— Ты сказал, что здесь жить будет нельзя.

Начать разговор с того же места, но уже хотя бы с минимумом восстановленных сил показалось естественным.

— Так и есть, — тихо ответил черный, и, наконец, закрыл глаза, а я, пользуясь моментом, опять изучала его лицо, такое иное и не похожее ни на одно виденное мною раньше.

Казалось бы жесткие черты, одни прямые линии и углы, но при этом и такое… законченное что ли. Невозможно было представить хоть что-то в нем более смягченным или другим.