Хотя она и понимала, что ведет себя не совсем достойно, она не могла не злиться на сестру просто за то, что она сейчас здесь, в гостиной.

А вот их матушка не увидела ни одной причины удерживать язык за зубами:

– Картины Джейн не идут ни в какое сравнение с ее чарами. Она просто дьявольски хороша в том, чтобы сплетать чары и музыку вместе. И она будет очень рада исполнить для нас что-нибудь, правда же, Джейн?

Донельзя смущенная таким предложением, Джейн попыталась возразить:

– Уверена, мистер Дюнкерк и его сестра не захотят тратить свободное время на то, чтобы послушать, как я играю.

– Напротив, – обернулась мисс Элизабет, – мне бы очень этого хотелось, мисс Эллсворт. Честное слово, очень хотелось бы. Эдмунд так много рассказывал о ваших талантах, что мне невероятно хочется увидеть их собственными глазами. Я уже увидела некоторый результат ваших трудов, и это лишь сильнее распалило мой интерес.

Джейн снова начала отнекиваться, хотя и не могла не отметить того факта, что мистер Дюнкерк говорил с кем-то о ней. Но, конечно же, не было ничего неуместного в том, что брат рассказывал сестре о соседях. А если учесть, что чароплетение, по сути, было единственной выдающейся чертой Джейн, то и вовсе неудивительно, что именно об этом мистер Дюнкерк и говорил.

Однако мисс Элизабет так упрашивала ее сыграть – а затем к ее просьбе присоединился и брат, – что Джейн в конечном итоге все-таки села за фортепиано и начала играть простой гавот. Как только с клавиш полились первые звуки, Джейн принялась складывать эфирную ткань, сотворяя иллюзорную лесную полянку, на которой в лучах полуденного солнца резвился фавн. Затем с такой же легкостью добавила несколько птиц, кружащих над его головой, привязав их к высоким нотам.

Как только мелодия закончилась, мисс Дюнкерк с энтузиазмом зааплодировала, умоляя сыграть еще. Восторг девушки оказался столь заразителен, что Джейн заиграла рондо, и вокруг гостей, подчиняясь звукам музыки, заплясали иллюзорные силуэты нимф. Конечно, те вышли совсем не такими детальными, как чары, украшавшие стены гостиной: все-таки требовалось немало усилий, чтобы экспромтом сотворить движущиеся образы во время игры на фортепиано. Но эффект все равно вышел замечательный.

Доигрывая мелодию, Джейн не могла не заметить, что Дюнкерк смотрит на нее, не отрывая взгляда. Он стоял за тем креслом, в котором устроилась мисс Элизабет, и выглядел полностью очарованным звучащей музыкой. И это стало для Джейн величайшей на свете похвалой.

Комната между тем начала покачиваться, и Джейн решила, что разумнее всего будет закончить с музыкой – по крайней мере с музыкой, сдобренной чарами, – пока с ней не случился обморок. Но когда мисс Дюнкерк попросила объяснить, каким образом Джейн заставила иллюзорных нимф плясать по гостиной, все-таки это были довольно хитрые чары, та не удержалась и создала их еще раз, а затем еще и еще. Обе так увлеклись разбором процесса создания складок, что остановились лишь тогда, когда основательно запыхались и употели.

На нежном личике мисс Дюнкерк отразилось напряжение, но, по крайней мере, оно хотя бы немного разогнало ее меланхолию, и это не могло не радовать. Так что Джейн добавила:

– Вы можете навестить меня в любое время, дорогая, я с радостью поделюсь с вами теми скромными знаниями, которыми владею сама.

– Пожалуй, нам пора, Бет, – добавил мистер Дюнкерк. – Не будем отвлекать обеих мисс Эллсворт от их насущных дел. – Тут он осекся и огляделся по сторонам: – А где же мисс Мелоди?

Джейн неожиданно сообразила, что сестрица успела выскользнуть из гостиной так тихо, что никто и не заметил. Она тут же вскочила на ноги, позабыв о том, что только что усиленно сплетала чары.