— Значит, Маша... Эта авария... Всё не просто так? Её тоже выбрали? Но зачем?
Он лишь пожимает плечами, подпирает подбородок рукой и уставляется в безмятежную лазурь.
Я не злюсь: разливы синевы, белизна облаков и скачущие вокруг алые кролики успокаивают меня.
— Это прыгуны, — Великий Охранитель снова отвечает на не произнесённое. — Любопытные ещё невоплотившиеся души. Чтобы им родиться там, нужно умереть здесь. Во, этому пора.
Он хватает ближайшего и выкручивает, как тряпку. Прыгун не издаёт и звука. У него нет рта, только глаза — выпученные, чёрные. Они взрываются. А прыгун проливается на облако клубничным соком — во всяком случае, пахнет так же.
Облако моментально, как губка, впитывает жидкость и снова безупречно белое.
— Слышишь? — Великий Охранитель поднимает палец вверх. По прекрасному лицу растекается блаженство. — Теперь кричит! Потому что родился.
Я не слышу, но верю, и становится хорошо.
— Что ты охраняешь и от кого?
— Понятное дело — мой мир. От всяких прочих авторов, которые так и норовят присочинить к нему что-то своё. Портят, искажают.
— Поэтому интердикты?
— Ага, с ними веселее. Я, знаешь ли, скучаю тут. А смотришь на них, — он показывает перевёрнутым большим пальцем вниз, как в Колизее — убей! — Караешь, милуешь. Хоть какое-то развлечение.
— Хорошенькое развлечение — играть людьми!
— Вы в своём мире тоже делаете это, когда призываете мой.
На моё недоумение отвечает снисходительно.
— Ваши авторы. На них не действуют мои интердикты. У них нет лицензии. Но они призывают миры. Кажется, у вас это называется творчеством, вдохновением. Но на самом деле авторы только подслушивают, то, что происходит в Призванных мирах. Подглядывают за их героями. И начинают с ними играть. Корёжа и извращая. Недавно мой мир тоже призвали.
— То есть, — кажется, мысль уловила верно, — в нашем мире кто-то начал писать книгу о твоём?
— Верно. И почти погубил его. Всё, что я смог, чтобы остановить автора, — затащить его сюда. Но это прорвало Охранный пузырь. И сюда стали попадать двоедушцы. Потом я понял: мир сам ищет того, кто его спасёт. Но двоедушцы были слабы. Рыдали, рвались домой. Туда я их и выпроваживал. Но ты… ты удивила меня. И ты спасёшь!
— Ничего себе! А ты уверен, что я похожа на спасительницу миров?
— Конечно, ты ведь сильфида.
— Это что ещё?
— Мы называем вас — дыхание мира. А если так, если он тобой дышит, значит, в тебе и спасение. На заре миров, когда я только стал Охранителем, небо пророчествовало о тебе. Мы ждали тебя.
— Но ведь полчаса назад я была двоедушицей, грешницей, достойной смерти? — напоминаю.
— Ты и сейчас она. И сильфида. Должна помочь.
— Но как? — От перспектив делается дурно, почти не могу дышать. Слова выходят, царапая гортань.
Он пожимает плечами и становится печальным, но говорит, тем не менее уверено:
— Ты должна переписать историю. Вернуть её к прежнему состоянию. И тогда вернёшься сама, в свой мир.
— Боюсь тебя разочаровать, но я не умею писать истории, — развожу руками.
— Умеешь. Написала же про котёнка.
Вздыхаю. Вот упрямец.
— То вышло случайно. И у меня нет лицензии.
Он смеётся.
— Теперь есть. С печатью Великого Охранителя. Держи.
И протягивает мне сияющий свиток.
Сглатываю.
— А если не смогу?
— Значит, навсегда останешься здесь, — буднично говорит он и встаёт. — Мне пора. Кто-то вновь нарушил интердикт. Тебе, кстати, тоже.
Он уходит, быстро уменьшаясь до точки. И путь его выстлан раздавленными прыгунами.
Всё вновь дрожит, и я опять лечу.
Земля внизу с овчинку. Ветер хлещет меня моим же криком.
Зажмуриваюсь, не хочу видеть, как превращусь в мокрое место.