Поиск останавливается, и передо мной гордое, красивое лицо мужчины средних лет. О таких говорят породистый. И безошибочно определяют социальный статус — аристократ.

— Герцог Дьюилли?! — ошарашено говорит дракон. — Значит, вы (и куда только девалось пренебрежительное «ты»?) его похищенная дочь и мо...

Слова обрываются, вижу, как грудь змея высоко вздымается, слышу гулкое биенье драконьего сердца.

Но мои мысли о другом. Нашёлся! Отец! Так похожий на моего. Вот бы увидеться с ним! Только бы раз! Он бы спас меня от всех драконов и бездн.

Инспектор же явно в смятении. Ходит туда-сюда, бьёт хвостом, ноздрями дрожит. В глазах, которые зеркало души, полыхает ад.

— Леди Дьюилли — двоедушица? Что теперь делать? Светлая по рождению не может пасть!

Даже жалко его. Не привык, должно быть, когда что-то идёт в разрез с предписаниями?

— Ну вы ведь можете никому не говорить про меня? — подсказываю и тут же жалею, потому что он пристально уставляется на меня, прожигает насквозь.

И уже не в голове, а сверху, оглушая, льются слова — непреклонные, строгие, страшные:

— Что же ты колеблешься, ангел? Лишь душа, тронутая тьмой, может подбивать ко лжи! Двоедушцам полагается Бездна. Так изыйди же в неё, мерзкая грешница!

Зажимы на запястьях отщёлкиваются, стул отползает, будто живой. Пол разверзается, срываюсь.

— Девочки! Вы обещали!

И последнее, что вижу: полные ужаса глаза дракона.

Доска, за которую ухватилась, начинает трястись. И ненасытная пасть Бездны клацает челюстями над моей головой. Лечу туда, где ворчит и плещется прожорливое нутро абсолютной тьмы.

Папочка! Люблю тебя! Прощай...

***

…и является свет.

Яркий, предельно-белый. Закрываю глаза ладонями, зажмуриваюсь, но он протекает сквозь пальцы, залезает под веки, выжигает зрачки. К счастью, скоро под тело подныривает нечто мягкое и проваливаюсь в это нечто. И… лечу вверх, как на батуте. Удаётся упасть на более-менее гладкое. Лишь тогда вздыхаю и открываю глаза.

Сижу на мягком и ослепительно белом. Над головой — синева, такая, что голова кругом. Яркая и чистая, как детская мечта.

А передо мной — круглое, красное, очень пушистое, с длинными ушами. Чёрные бусины смотрят, не мигая. Мой кролик. Своеобразный. Ну и я не Алиса.

— Привет, — говорю ему.

— Привет, — отвечают за спиной.

Оборачиваюсь и замираю.

Вот этот — настоящий, такой, какими я и привыкла представлять их в моём мире: юный, красивый, серебристо-белые волосы по плечам, взгляд голубой и невинный. Одет в светлое в пол. Над головой нимб.

Всё по канону.

— Значит, я всё-таки умерла?

Он улыбается, садится рядом.

— Нет, пока нет.

Голос добрый, приятный. Любые вести, сказанные таким, будут благими.

— Обнадёживает.

И откидываюсь назад, в пух облака. Теперь-то понимаю, что это оно, раз рядом сидит настоящий ангел.

— Они зовут меня Великим Охранителем.

Он без труда и зазрения совести читает меня.

— Надо же! Я представляла тебя страшнее и старше.

— Фантазёрка! — не ругается он. — Не ошибся в тебе.

— Стало быть, тебя благодарить, что не в бездне?

— А то! — слегка самодовольно, склонив голову набок. — Я немного подкорректировал твой полёт.

— Ну это же ты сам меня в бездну отправил?

— Отправил. Проверял. И ты первая, кто падая, просил о других. До тебя таких двоедушцев не было.

— Остальные улетели в Бездну?

— Да. И туда, откуда пришли. Ты верно угадала: Бездна — кротовина. Кстати, это моё недавнее изобретение. Ангелы, видишь, к нему ещё не привыкли. Как тебе?

— Изобретательно, — улыбаюсь я. — Так значит, были и другие. Как же они попадали сюда?

— В твоём мире этот мир, — он поводит тонкой ладонью, — книга. Она сама ищет себя героев. Выбирает, проверяет на прочность, отвергает. Ты подошла и твоя подруга тоже.