Дим Димыч ей даже не сразу поверил и еще раз предупредил о том, что зарплата предполагается символическая, поскольку финансирование музей не получает, и что вообще будущее его туманно. Но Оля не испугалась и подтвердила намерение работать в чудном музее.

И сейчас, спустя год, она ничуть не жалеет о своем поступке.

Перелетев через двенадцать календарных месяцев и приземлившись в утро нынешнего унылого ноября, она идет в свой музей, а на свинцовом горизонте этого очень серого дня для нее мерцает невидимое для других, но очевидное для нее самой солнце радости и приятной уверенности в том, что ее рабочий день будет наполнен интересными и важными событиями.

***

Чем занимаются нормальные люди на своей работе? Лечат людей, делают отчеты, выпускают всякие нужные вещи, водят поезда и автобусы, продают товары, а вот Оля помогает людям вернуться в их детство. За год работы в музее она узнала (прав Дим Димыч!), что взрослых на самом деле нет, а есть дети и выросшие дети. И когда выросшие дети приходили в музей детства, они становились невыросшими детьми; внутри них как будто загорались какие-то лампочки радости. И даже после того, как они уходили, то еще долго этими лампочками мигали, перемигивались радостью; эти разряды доходили и до Оли, и она чувствовала себя немного волшебником.

Дим Димыч, Оля и две другие сотрудницы музея старались сделать это место особенным и нужным. Полгода назад при музее открыли лекторий, в котором для взрослых посетителей Оля читала искусствоведческие лекции или рассказывала о своем любимом увлечении – о каллиграфии, которой занималась с детства. Для маленьких же посетителей, на пару с коллегой Оля организовала небольшой кукольный театр, а для детей постарше в музее проводили тематические выставки и квесты. Музей задышал, зажил полнокровной жизнью.

Оле нравилась ее работа, ей было интересно проводить время с детьми. Детская живость восприятия, непосредственность, а главное, присущий детям неподдельный интерес к миру и открытость были отчасти заразными. Общаясь с детьми, Оле казалось, что эти свойства передаются и ей, как детская ветрянка. С ними никогда не было скучно. Вот вчера они репетировали сказочный спектакль, и во время репетиции девочка, игравшая лисичку, подралась с мальчиком-волком, тот поставил фингал актеру- медведю, отчего малыш-медведь разревелся. Драка, страсти (девочка- лисичка оторвала девочке-зайцу ухо, «волк» укусил и без того расстроенного «медведя»), слезы, вопли. Оля всех примирила, пришила оторванное ухо и напоила расстроенных артистов чаем с печеньем. А на прошлой неделе Оля проводила занятие по каллиграфии для младших школьников. Показав японские иероглифы, она упомянула о том, что японцы могут поставить точку восемью способами, и предложила детям тоже попробовать изобразить точку по-разному. В результате самый маленький мальчик очень заинтересовался этим фактом и попытался сделать какую-то совершенно необыкновенную точку. Он замер над листом бумаги, как зверек, готовившийся к прыжку, обмакнул перо в тушь и… поставил кляксу. Все дети засмеялись, а мальчик заплакал. Оля обняла его и повесила лист с расплывшейся кляксой на доску. «Ну что ты, это же здорово! Считай, что ты изобрел девятый способ поставить точку!» Малыш мгновенно перестал плакать и приосанился.

Сегодня утром Оля пришла в музей первой. Она кивнула настенному изображению зазеркальной Алисы, беседующей с синей гусеницей, потом взяла детский калейдоскоп со стекляшками и с минуту смотрела на то, как стекла сложились в сотню красивых узоров. Зайдя в зал со старыми игрушками, Оля подумала, что, может статься, по ночам, когда работники и посетители музея расходятся, эти игрушки оживают, переговариваются между собой, как персонажи сказки Андерсена, рассказывают друг другу истории из той жизни, когда они были нужны своим маленьким хозяевам, когда о них заботились и им радовались.