«Это ты читаешь что-то высокое, – сказал управи тель, – куда нам, мирским людям, за сим гнаться!» – «Вот я вам почитаю попроще и о том, как и в мир ском быту добрые люди поучались непрестанной молитве».

Я нашел в «Добротолюбии» слово преподобного Симеона Нового Богослова о Георгии юноше и начал чи тать. Управителю это понравилось, и он сказал мне: «Дай-ка мне почитать сию книгу, в свободное время когда-нибудь я рассмотрю ее». – «Пожалуй, на сутки дам, а больше не могу, ибо я читаю ее каж додневно и без нее не могу быть». – «Но, по крайней мере, спиши для меня это, что ты теперь прочи тал; я заплачу тебе». – «Платы вашей мне не нужно, а я так с любовью спишу, только бы Бог дал вам усердие к молитве». Немедленно я с удовольствием переписал прочтенное слово. Он читал его жене своей, и обоим им оно нравилось. Вот иногда они стали присылать за мной. Я хаживал к ним с «Добротолюбием», читал там, а они, сидя за чаем, слу шали. Однажды они оставили меня пообедать. Жена управителя, ласковая старушка, сидела с нами и кушала жареную рыбу. Как-то по неосто рожности она подавилась костью; какие ни делали ей пособия, никак не могли освободить, она чув ствовала сильную боль в горле и часа через два слегла. Послали за лекарем за тридцать верст, а я, пожа лев, пошел домой уже вечером.

Ночью в тонком сне слышу голос старца моего, а никого не вижу; голос говорил мне: «Вот тебя твой хозяин вылечил, а ты что не поможешь упра вительше? Бог приказал соболезновать о ближ нем». – «С радостью помог бы я, да чем? Не знаю ни какого средства». – «А вот что ты сделай. Она с само го начала жизни своей имеет отвращение к дере вянному маслу и не только употреблять, но даже и запаха его не может сносить без тошноты; а потому дай ей ложку деревянного масла выпить, ее станет рвать, кость извергнется, а маслом об мажется та рана в горле, которую оцарапала кость, и она выздоровеет». – «Да как же я дам, коли она имеет отвращение, – она не будет пить?» – «Ты вели управителю, чтобы подер жал ее за голову, да вдруг, хоть насильно, и влей ей в рот».

Я, очнув шись, немедленно пошел к управителю и пере сказал ему сие подробно. Он и говорит: «Что те перь сделает твое масло? Вот уже она хрипит и бредит, да и шея вся распухла. Впрочем, пожалуй, испытаем; масло – лекарство безвредное, хотя и не сделает помощи». Он налил в рюмку деревянного масла, и мы кое-как дали ей проглотить. Тут же началась сильная рвота, и вскоре кость изверглась с кровью. Ей стало легче, и она крепко уснула.

Поутру я пришел проведать и увидел, что она спокойно сидит за чаем и вместе с мужем своим удивляется излечению, а более тому, как сказано мне во сне, что она не любит деревянного масла, ибо этого никто, кроме их обоих, не знал.

Вот приехал и лекарь, управительша рассказала, что с ней случилось, а я рассказал, как мужик вы лечил мне ноги. Лекарь, выслушав, сказал: «Ни тот ни другой случай не удивительны; в обоих действовала сама сила натуры, однако же для па мяти я это запишу». Вынул карандаш и записал в памятной своей книжке.

После этого вскоре разнесся слух по всему околотку, что я и провидец, и лекарь, и знахарь. Со всех сторон беспрестанно начали приходить ко мне с разными своими делами и случаями, прино сили мне подарки и стали почитать и ублажать меня. С неделю я посмотрел на это и, убоявшись, чтобы не впасть в тщеславие и не повредиться рассеянностью, ушел оттуда тайно ночью.

Итак, опять пустился я в уединенный путь мой и почувствовал такую легкость, как будто гора с плеч свалилась. Молитва все более и более утешала меня, так что иногда сердце мое воскипало от безмерной любви к Иисусу Христу и от сего сладостного кипения как бы утешительные струи проливались по всем моим суставам. Память о Иисусе Христе так напечатлевалась в уме моем, что, размышляя о евангельских событиях, я как бы их перед глазами видел, умилялся и радостно плакал, иногда в сердце чувствовал радость, что и пересказать сего не умею. Случалось, что иногда суток по трое не входил в селения человеческие и в восторге ощущал, как будто один только я на земле, один окаянный грешник перед милостивым и человеколюбивым Богом. Уединение сие утешало меня, и молитвенная сладость при оном бывала гораздо ощутительнее, нежели в много людстве.