***

Он предлагал пойти куда-нибудь, поужинать, но я отказалась. Послушно выслушала инструкцию пользования плитой и вытяжкой, пожарила яичницу с сосисками. Оказалось, что я не смогла включить телек потому, что это делается с пульта, а он для меня — китайская грамота, не меньше. Ели и смотрели какое-то кино, наверное, смешное, во всяком случае, Денис смеялся. Часто поглядывал на меня, но тут же отводил взгляд и, казалось, снова погружался в фильм. Я была истощена. Не физически — морально. Проклятая, ядовитая… обида? Да нет, не сказала бы. Скорее червоточина. Ощущение, что недостаточно хороша, что ли…

Не захотел, не принял мой подарок. Но почему?

И глупо было зацикливаться на этом, и иначе не получалось — прям хоть бери, и спрашивай у него самого. Но это было бы ещё глупее. Подумал бы: вот малолетка-то, с малолетскими проблемами! Ну и к тому же, тоже мне, подарок. Пфф! Малолетский, как и я сама. Подумаешь невидаль — кончить в бабу! С его-то опытом!

Но всё-таки… почему?

Во время очередной рекламы Денис выключил звук, повернулся ко мне.

— Ну, рассказывай, давай, что случилось?

— В смысле?

— Люд, не прикидывайся, я же вижу, что ты дуешься. На что?

Я пожала плечами, улыбнулась:

— Да прям… Ну… Устала, может, но не дуюсь, точно!

— Угу… скажи, ещё, голова болит! Иди сюда. — Дождавшись, пока я подсяду ближе, под самый бок, обнял меня одной рукой, потёрся носом об щёку: — Говори.

Мелькнула мысль «А правда, спросить, что ли?», но тут же чего-то испугалась и только прильнула к нему ещё теснее.

— Нормально всё, серьёзно.

Он посмотрел на меня внимательно и снова включил звук. Поглаживал моё плечо, перебирал, накручивал на палец прядь волос. Но уже почти не смеялся над фильмом, да и задумчивый взгляд его всё чаще зависал в пространстве перед телеком. А когда фильм закончился, и я, забрав тарелки, пошла их мыть — направился следом. Подошёл сзади, обнял.

— Люд, я мужик, я не понимаю намёков, а от непонятных обидок у меня вообще паника начинается. Давай без этого, а?

А я бы и рада уже разрядить обстановку, но отчего-то вдруг так жалко себя стало… Аж в носу защипало.

— Ну что-о-о? — он помолчал, нервно барабаня по моему животу пальцами. — Ты не успела кончить, что ли, в последний раз? На это обиделась?

От неожиданности я прыснула со смеху, а Денис наоборот — разозлился и, разжав объятия, отошёл к окну.

— Смешно? А мне нет! Я этого молчаливого загадочного дерьма во как нажрался за всю жизнь! — провёл большим пальцем над головой. — И ты туда же! — Помолчал. — Милах, пойми, если ты не скажешь, я сам в жизни не догадаюсь! Но, блядь, это не мешает мне видеть, что ты дуешься, вот такая херня, представляешь! Вынос мозга называется! И как бы это сказать… Не слишком ли быстро мы переходим к этой стадии, м?

Ну вот. Теперь даже сама мысль сказать ему о причине, казалась настолько тупой, что не было и речи о том, чтобы начинать. Постояли, помолчали, я — глаза в пол, он — на меня.

— Ладно, — он решительно оторвался от подоконника, — сделаем по-другому. Стой, где стоишь. — И вышел из зала. Возвращаясь, крикнул ещё из-за стены: — Глаза закрой и не подглядывай!

Я послушно зажмурилась, почувствовала, как он встал сзади.

— Надеюсь, это перекроет мой залёт, каким бы он там ни был…

И на мои плечи опустилось что-то уютное, бесконечно мягкое и по одним только слепым ощущениям — роскошное. Дыхание перехватило от восторга.

— Отомри, — рассмеялся Денис. — И уже можно смотреть.

А ведь я сразу поняла, почувствовала, узнала её — голубую норку из салона! Дрожащими руками запахнула шелковистые по́лы, потерлась щекой о нежный мех воротника.