— Скажи, над чем ржёшь, Савченко, вместе поугораем!

Он только мотнул головой, и улыбка переросла в смех. Моя тоже. Просто стояли и ржали, как два придурка. За этим нас и застукала Зойка.

— Нормально… Куревом несёт аж от сортира, а он тут развлекается! Блядь, Лёш, если у меня хоть одна орхидея сдохнет, я тебе лично под второй глаз засвечу! Милусь, ну а ты чего мне персонал портишь? Я, конечно, всё понимаю, Лёся у меня парень видный, но Машков твой там громы и молнии мечет!

Мы с Лёшкой шарахнулись друг от друга, словно освобождая проход для хозяйки… И она вошла в оранжерею. И увидела разбитый горшок.

— За-е-бись… Лёша, ты попал на бабки. Поздравляю! — Сокрушённо развела руками. — Блять, ну как так? Мало того, что я позволила тебе расписному такому выйти на дежурство, убрала тебя, нахрен с глаз подальше, доверила просто, твою мать, тряпочку поперёк прохода охранять, так ты мало того, что курить здесь позволил, так ещё и цветочек мой… Ну и что мне с тобой за это сделать?

Я могла бы сказать, что горшок уронила Боярская, могла бы взять вину за курево на себя и значительно сгладить ситуацию, но посмотрела на Лёшку и как-то вдруг поняла — его это заденет. Он точно предпочтёт ответить за свой косяк сам. А я не имею морального права унижать его своим заступничеством. Во всяком случае, при нём.

— Свободен, Лёш! — вздохнула Зойка. — Иди и карауль грёбанную тряпочку!

Уходя, он задержал на мне взгляд, словно показывая, что нифига он не прогнулся перед ней, просто работа есть работа. И я прекрасно его понимала. К тому же, сама по струнке ходила, чего уж там, хотя, вроде, была Денису любовницей, а не сотрудницей на зарплате.

— Зой, это мы с Боярской накосячили. Случайно, — всё-таки обмолвилась я, когда он скрылся. — А Лёшка реально пытался нас выставить, но вы же… — сложно было окончательно перейти на «Ты», каждый раз как заново. — Ты же знаешь Ольгу.

Зойка потрогала ногой разбитый горшок.

— Да цветок, это херня, Милусь. Просто, блядь, не люблю когда на рабочем месте дурака валяют. Я им, знаешь, и так чуть не вдвое больше, чем в других клубешниках дают, плачу́. — Подняла на меня любопытный взгляд: — Вы с ним знакомы, что ли?

— В одной школе учились.

— Машков не психанёт, если увидит его?

— Ну… вообще может.

— Ясно.

— Зой… Ты извини, я как-то закружилась совсем… Поздравляю с открытием Олимпа!

Она довольно улыбнулась:

— Спасибо. Зря ты не пришла, у нас там было весело. Народу столько подвалило, я даже не ожидала! Сразу столько групп набрали… И на твоё время в том числе. — Глянула на меня испытующе. — Не пожалеешь, что передумала?

— Если прям честно — я бы с удовольствием, но Денис… Ну вообще, он прав, конечно. Наверное…

— Так, так! Отсюда поподробнее, пожалуйста. Что — Денис?

Я промолчала. Зойка кивнула.

— То есть, на самом деле это не ты передумала? Ладно, можешь не отвечать, не дура, поняла. Скажи только, ты сама-то как, хочешь?

Я снова промолчала.

— Ну вот ты молчишь, поэтому он за тебя и решает. Я за тебя решать не могу, поэтому либо уж остаётся как есть, и с понедельника ты меняешь скрепки в степлере моего бухгалтера, либо ты говоришь, как хотела бы, и я, уж поверь, найду способ посодействовать.

Мне хотелось, блин, очень-очень хотелось в Олимп…. Но что скажет Денис?

— А если ты на счёт своего Кощея переживаешь, то не стоит. Договорюсь полюбовно.

— А можно как-то и там и там?

— Хм… А потянешь?

— Постараюсь.

— Ну, давай попробуем. — Приобняла меня одной рукой за плечи, обдала своим шикарным дурманяще-сладким ароматом: — Милусь, у меня реально большие планы на тебя в отношении Олимпа. Если коротко — хочу сделать тебя лицом клуба. Ну знаешь, на листовках, на билбордах вдоль дорог, реклама по телеку. В составе делегаций на фитнесс-конференции в Москву. Но это серьёзная работа, и слиться, если уж начнём, не получится.