– Что еще тебе рассказал серьезный господин?

– Больше ничего. Потом он ушел, причем дверь на ключ не закрыл, только теперь мне уже неохота в одиночку из номера выходить. Вдруг я снова с этим вестником встречусь? Знаешь, он прямо жуткий, от него то ли холодом тянет, то ли могилой. Да ты натянешь, наконец, штаны или нет? Что ты их, как младенца, тискаешь?

– Скажи, а как ты тут оказалась? – Я выполнил просьбу своей собеседницы, с некоторым удивлением отметив, что черные, чуть зауженные брюки с золотым кантом оказались мне не просто впору, а прямо тютелька в тютельку. – Или даже не так – ты чего последнее помнишь до того, как начала в окно глядеть и в двери долбиться? Я вот почти ничего. Из дома вышел – и все. Как отрезало.

– Приблизительно та же фигня, – буркнула Инна, насупившись. – Позавтракали мы с Вадей в гостишке, она, правда, попроще, сели в машину, выехали на трассу – и пустота. Очухалась тут, вон на той койке, по соседству ты храпишь.

– Хорош врать, я не храплю.

Белоснежная сорочка тоже идеально подошла мне по размеру, причем качество материала, на нее пошедшего, было выше всяких похвал. Дорогую и качественную одежду я всегда любил, потому в ней, как и в мебели, разбираюсь.

– Хорошо, сопишь, – поправилась Инна. – Да какая разница? Главное – отсюда выбраться, больно мутное место. Ну или хотя бы до телефона какого-то добраться. Мне бы только один звонок сделать, а дальше все решится быстро и четко.

– Мне проще. – Я затянул узел галстука, такого же, как у Инны, и взялся за пиджак. – Звонить особо некому.

– Что так? – не без легкой издевки осведомилась моя соседка.

– Ну, вот так. Родни никакой нет, друзей, пожалуй, тоже. Так, приятели. Встретились, выпили, на бильярде погоняли да разбежались. Одинокий я. Бобыль.

– Ну а как же? – Инна изобразила не вполне приличный жест при помощи рук и движения бедрами. – Или ты не по женской части?

– Почему? По ней. – Я натянул на себя пиджак и поправил золотистую металлическую полоску с именем «Артем». Надо же, думал, что он точно будет великоват, но нет, снова всё впору. – Но ты же не хуже меня знаешь, что в какой-то момент все ваши проблемы непременно становятся проблемами мужчин, а проблемы мужчин – это не ваши проблемы. Мне лишние заморочки не нужны, и без того жизнь нелегкая, потому я предпочитаю продажную любовь. Так проще и удобнее. Собственно, я почти готов, так что можем идти, мадам торопыжка.

Присев на кровать, я вставил ноги в лакированные туфли и принялся завязывать шнурки.

– Мадмуазель, – поправила меня Инна, вставая со стула. – Хотя, с другой стороны, я в разводе. Интересно, а звание «мадмуазель» после него возвращается? Или это как девственность, в определенном смысле одноразовая штука? Господи, какая ерунда в голову лезет, а? Наверное, я от тебя тупостью заразилась.

В тот же момент я встал с кровати, сделал шаг вперед, развернул девушку к себе, и припер к стене, не особо заботясь о том, что она крепко о последнюю спиной приложилась. Да и на то, что Инне не понравилось, когда моя рука легла поперек ее горла, тоже было наплевать.

– Слушай, я человек спокойный и мирный, без нужды никого пальцем не трону, но при этом очень не люблю, когда на мне оттачивают остроумие, приручают или ставят опыты из серии «насколько его терпения хватит». Потому давай договоримся вот о чем: пока мы с тобой в одной лодке, не стоит ее раскачивать. Я не знаю, в какую хрень мы вляпались и что тут происходит. Может, там, внизу, нас маньячина ждет, как в фильме «Пила», может, это какое-то новомодное реалити на грани новых технологий и здравого смысла или какая-то совсем уж непонятная канитель. В любом случае – пока не разберемся что и как, давай держаться в рамках взаимного уважения. Как тебе такое предложение?