Николь ждала его за столиком снаружи. Она подставила для поцелуя обе щеки, и Саймон ощутил запах ее духов, свежий и приятный.

– Как дела с машиной? Надеюсь, ты не заплатил, сколько он запросил.

– Он все еще ждет запчасти. Не важно. Пошлю за ней кого-нибудь из Лондона.

Николь рылась в сумочке, ища сигареты. На ней было льняное платье без рукавов желтовато-серого цвета, оттенявшее ровный загар на руках и ногах. Саймон пожалел, что не позвонил раньше.

– Итак, – сказала она, – тебе пора возвращаться.

– Так мне говорят в конторе.

Саймон заказал у девушки напитки. Та с нескрываемым любопытством разглядывала платье Николь. Улыбнувшись Саймону, она, покачивая бедрами, направилась в кафе.

– Миленькая девочка, – заметил Саймон.

– Мамашу видел? – надув щеки, засмеялась Николь.

– Ты злая, завистливая женщина. И только из-за того, что у тебя нет усов и ты не можешь водить трактор.

– Вот, оказывается, что тебе нравится.

Николь поглядела на него сквозь сигаретный дым, и Саймон ощутил возникшее между ними взаимное влечение. «Нет, – подумал он, – мне нравится та, что передо мной».

– Обожаю усатых женщин, – подтвердил он. – По-моему, они ими приятно щекочут.

Николь приложила к верхней губе прядь волос.

– Так хорошо?

– Потрясающе, – кивнул Саймон. – Сможешь так есть?

Он выбрал ресторан неподалеку от Горда, переоборудованный из фермы, со столиками во дворе. В путеводителе «Гол и Мийо» говорилось, что шеф-повар – восходящая звезда. Они обедали долго, чувствовали себя непринужденно, много смеялись и выпили чуть больше, чем надо бы. Потом, за кофе, Николь спросила, с каким настроением он возвращается в Лондон.

Глядя на поднимающуюся к кроне тенистого платана струйку сигарного дыма, Саймон думал, что́ его ожидает в это время завтра. Вероятно, бутылка минеральной воды и клиент, отчаянно борющийся за место на рынке.

– Не могу сказать, что очень рвусь туда, – ответил он. – Беда в том, что все это уже было – те же старые проблемы у клиентов, люди, с которыми работаю, до чертиков наскучили… – Он остановился и подул на кончик сигары, пока под пеплом не засветился огонек. – Думаю, дело в том, что все приелось. Раньше очень нравилось, теперь нет.

– Но тем не менее ты не бросаешь это дело.

– Есть одна слабость: люблю деньги. – Грустно улыбнувшись, он посмотрел на часы и дал знак подать счет. – Извини. Мне пора.

Они помолчали, пока он расплачивался. Потом Саймон достал из бумажника визитную карточку и протянул ей через стол.

– Здесь лондонский номер телефона. Если когда-нибудь появишься, дай знать. Может быть, вместе поужинаем.

Николь надевала дымчатые очки. Оставив на кончике носа, поглядела поверх них на него.

– Я думала, ты ужинаешь только с клиентами.

– Ты могла бы стать перспективным деловым объектом. – Она недоуменно подняла брови, а Саймон ухмыльнулся. – Это наш рекламный жаргон. Так мы говорим, когда закидываем удочки.

Он поехал в отель собирать вещи, а Николь отправилась домой. И он, и она были уверены, что встретятся снова.

Саймон внезапно возненавидел Лондон. Несмотря на все усилия Эрнеста создать уют с помощью цветов и части спасенных из дома картин, квартира выглядела уныло и безлико, как гостиничные апартаменты. Начался долгий пасмурный период, предшествующий английской зиме. Серое небо нависло низким потолком. Ежась от моросящего весь день дождя, люди на улицах боролись с зонтами. Не хватало света. Прованс остался далеким ярким воспоминанием.

Первый рабочий день ничуть не улучшил его настроения. Джордану явно понравилась прошедшая неделя, когда он чувствовал себя хозяином, и ему не хотелось отдавать бразды правления. Он то и дело заглядывал в кабинет Саймона, пытаясь давать советы по делам, как он говорил, государственного значения. Он уселся было на своего любимого конька – затеял беседу о безответственном отношении к делу креативного отдела вообще и начальника креативного отдела, Дэвида Фрая, в частности, – но Саймон его оборвал.