В конце смены я наконец-то зашел в 58-й. Воздух вокруг вибрировал напряженной тишиной. Я вышел на балкон – одинокая роза распускала бутон цвета венозной крови. Ее корневая система, казалось, уходила за небольшую расщелину в стене, раскалывая кафель. Я плеснул в основание стебля водой из графина. У бабушки здесь всегда стоял горшок с розовым кустом. Но эта определенно прорастала не отсюда. Перекресток трещал по швам, с трудом пережив разрушение дома.

Я передвинул шкаф на середину стены и комод на противоположную гардеробу сторону. Кресло-качалку с клетчатым пледом следовало поставить у окна, а пустые полки занять книгами. Телевизор. Тумбочка. Стол. Кровать. Все было немного не так, но уже на своих местах. Вроде все.

Зеркало пришлось открутить с двери шкафа и перевесить на заднюю стенку. Немного поколебавшись, я закрыл гардероб, досчитал до десяти и открыл снова. Там, в глубине, отражался берег лазурного моря на закате. Я протянул руку и забрал рюкзак в легких потеках соли и слегка занесенную песком сумку с ноутом.

Поставил на столик две вазочки с вареньем и песочным печеньем. И две чашки. И даже не поленился заварить «Липтон» в маленьком полосатом чайничке. Чай был таким же вкусным, как в детстве, и я с наслаждением откинулся на спинку стула.

Кресло у окна ритмично покачивалось с легким скрипом не смазанных полозьев. Я подвинул ближе к качалке вторую чашку и сделал еще один обжигающий глоток.

Наконец-то я дома.

***

– Вы ведь поселились в 58-м? – седоватый мужчина с редкой бородкой, в криво сидящих на носу очках, махровом халате и тапках с помпонами, перехватил нового жильца по дороге на ресепшен.

Молодой человек мягко улыбнулся, согласно кивая.

– Вам ничего не мешает? – поинтересовался обитатель одной из жилых комнат на втором этаже, Федор Маркович, жадно разглядывая своего собеседника – никто не шумит?

– Нет, – снова улыбнулся Арти.

– Вы сочинитель? – спросил обитатель номера 27, – Я видел, вы что–то строчите на ноутбуке по ночам.

– Программист, – пояснил портье, – по ночам лучше работается.

– Вот как, – разочарованно протянул Федор Маркович, – вы определенно похожи на сказочника. Типаж такой …

– А вот я, знаете ли, писатель, – продолжал он изливать душу, запахивая плотнее халат на щуплой, но мохнатой груди, – Я ужасы пишу. Специально приехал в "Нерпулин" за вдохновением. И что же? Я ни разу их не видел. Они мешают мне спать, шумят, скребутся, мяукают. И их нет.

Арти сочувственно кивнул.

– А еще эта девочка. Представляете, она теперь даже днем скачет на скакалке и гоняет мяч. Или их две? Но стоит мне высунуть нос в коридор – ее нет! И она смеется. Заливисто так, как хрустальный колокольчик… Вы знаете, что, когда вы на дежурстве, у вас в номере работает телевизор?

– Конечно, – подтвердил портье, – я иногда ленюсь его выключать.

– Так вот, – продолжил писатель, ничуть не смутившись, – Когда-то здесь жило много народу, там, рядом с вашим номером. Управляющий постоянно менял обивку на дверях – кот обдирал, пока не установили пластик. Мне жаловался один товарищ, из Москвы, что он однажды зашел в свой номер, а какая-то бабка поливает цветы у него на подоконнике. Полила и ушла, будто его там и нет. «Ни простите, ни до свидания». Прежний портье, говорил, что это оно самое…

– Может, это была горничная? – попытался закончить разговор Арти.

– А потом его приятель решил заглянуть в 58-й из любопытства и пропал. Больше его никто не видел. И до этого еще многие пропадали.

– Вот на днях, например, – Федор Маркович определенно не собирался останавливаться, – Я слышал, как в том коридоре стучали кости по столу. Но там точно никто не живет кроме вас. И вчера… Вчера вы с кем-то играли в шахматы?