Английский я понимаю плохо, но ужасно не хочется краснеть сейчас за уровень своих знаний перед Антоном. Он ведь умной меня все-таки назвал. Поэтому собираю все свои силы и расшифровываю примерный смысл сообщения.

“Господин Старский, до нас дошла информация, что вам не удалось урезонить вашего сына. Если российское правительство свяжет его действия с вами, дело грозит международным скандалом и серьезными проблемами лично для вас. Мы настоятельно рекомендуем вам покинуть пределы Российской Федерации.”

Выдыхаю.

Тогда Старский приподнимается и практически заваливает меня на стол, стоящий позади стула, на котором я сижу.

- А теперь говори мне все, что знаешь о том, что он делал вчера!

Старский слишком близко и я понимаю, что даже если я отвечу “нет”, он все выпытает. И я уже знаю каким образом: тем же, что и в отеле.

- Антон Сергеевич…

Он посадил меня попой на стол и развел в стороны ноги. У нас как будто не деловой разговор, а встреча двух любовников.

- От и до, Кристина!

Старский положил ладони на мои бедра и теперь крепко держит их.

- Ты знаешь, каким я бываю… - его губы около моего виска.

Мне кажется, сейчас Антон не о жестокости говорит.

Кладу руку ему на плечо и с радостью ощущаю уже знакомый литой рельеф мышц. Я отрываюсь взглядом от его груди, от расстегнутой верхней пуговицы на рубашке. Меня прямо-таки ведет рядом со Старским.

И решаюсь посмотреть ему в глаза.

Я понимаю, каким может быть этот человек.

Если бы он видел во мне врага, то заломил бы руку и я наверное тыкалась бы в стол лицом.

Антон видит во мне другое.

Наконец, мы встречаемся взглядами и я оцениваю насколько широкими стали его зрачки.

Так и хочется впиться в его губы поцелуем.

Потому что ты неравнодушен ко мне! Того к кому влечет не хочется избивать, его хочется любить. Долго. Страстно. В разных позах.

Я чувствую, что дыхание Антона стало чуть более быстрым, горячим, резким.

Как и тогда, в туалете, кажется, я снова ощущаю его маленький секрет. Кожей. Хоть на сей раз он предусмотрительно держит подальше от меня то, что у него в штанах.

- Я ничего не знаю, - срывается с моих губ, а сердце так часто стучит под одеждой, что наверное его сокращения можно было бы увидеть невооруженным глазом.

Это вызов ему: что ты сделаешь дальше?

“Выпытывай”, - так и хочется прибавить: “Как умеешь. Лаской”

Руки Антона чуть-чуть скользят вверх по моим бедрам, но потом он останавливается, отстраняется, как будто мигом придя в себя.

Поправляет рубашку и небрежным жестом застегивает верхнюю пуговицу.

- Я буду очень разочарован, если ты с ним заодно.

- Вы уедете?

Антон поправляет манжеты, поворачиваясь спиной ко мне.

- Мне нужно чтобы ты подписала контракт, - чеканит он. - Чем быстрее, тем лучше теперь.

- Вы же считаете сына…

Антон с рыком кладет на стол бумаги и пригвождает их ладонью к крышке.

Я затыкаюсь, глядя на это.

- Он все испортил, Кристина! - говорит Антон, глядя на бумаги. - Я никогда ни от кого не бегал и дуракам не проигрывал. Все и всегда было по-моему.

С этими Старский оборачивается ко мне и говорит уже совершенно спокойным тоном. Ледяным.

- Если хочешь, чтобы твой отец вышел сухим из воды, подписывай.

Какого черта?

Закусываю губу.

- Он будет опекуном ребенка! - прибавляет Антон и тогда я берусь за ручку.

Старский вовремя подсовывает мне бумаги. Пока эффект неожиданности еще силен. Трезвость мыслей возвращается ко мне только тогда, когда Антон складывает листы вчетверо и прячет в нагрудный карман пиджака.

Я медленно понимаю: это же Старский, человек, основавший огромную фармкомпанию, тот, кто никогда не позволит оставить себя в дураках.