- Д-да… - хватаюсь за ручку.

Черт меня дернул связаться с Коробковым! А потом и с этим Антоном Старским!

На улице по щекам бьет холод, пробирается под одежду. Мне разом становится пусто, одиноко и страшно. Я никогда еще не имела дела с такими сильными людьми. И я не знаю, чего от него ждать.

Если он поигрался, выбросил как одноразовую вещь… А если…

Я даже думать о таком не желаю. Что будет, если Старский счел, что я за ним шпионила например?

Растираю заледеневшие руки, и чувство такое словно мне сейчас и внутри тоже не хватает тепла.

Все-таки я была неправа. После первой ночи хочется проснуться в объятиях любимого.

А я сейчас тут. На холоде. Одна.

Эта ночь останется в воспоминаниях, но не как праздник, в ней будет и нотка горечи, которую я испытываю прямо сейчас.

Поднимаю голову от мощенной тропинки, ведущей к нашему дому, и вижу, как в окне папиного кабинета гаснет свет.

Он ждал меня до утра! Мы плохо ладим, поэтому отец тщательно прячет свою заботу.

Но это именно то, чего мне так не хватает сейчас.

Прибавляю шаг и распахиваю дверь в прихожую как раз вовремя, чтобы успеть застать отца на лестнице.

Вид у папы немного встревоженный и усталый. Он поправляет очки на носу. Улыбается той самой мягкой улыбкой, которую я обожала, когда была совсем еще девочкой.

Хотя он вроде бы должен злиться. Я сбежала на день рождения Коробкова и не отвечала на звонки.

И я считала, что была права. Год назад, перед тем как мама попала в аварию и умерла, он все ей высказал. Очень громко. Так, что я узнала: брак моих родителей был по расчету. Он так и не смог ее полюбить, хотя мама, я знаю, обожала супруга.

- Кристина? - его голос чуть удивленный, мягкий.

Вот сейчас так хочется снова прижаться к его груди.

Сбрасываю в прихожей кроссовки, думая о том, что нечто все-таки заставляет отца часами просиживать в кабинете, поджидая меня дома. Значит, не все в нашей семье так плохо.

Он спускается на две ступеньки, подходит ближе. Меня обдает запахом знакомого одеколона и я как будто возвращаюсь в то время, когда мама и папа были для меня идеальными родителями.

- Па… - это все, что у меня вырывается, когда он становится напротив меня.

Он просто без слов обнимает, прижимая к себе и я чувствую его защиту. Сейчас он снова как скала, рядом с которой не страшно.

- Скажи, если тебя обидели. Я…

Утыкаюсь носом ему в плечо и чувствую, как сильно сжимаю сзади ткань его рубашки. Не могу, пап. Боюсь как бы он не обидел тебя самого.

Поэтому приходится врать:

- Да просто телефон потеряла.

- И сапоги? - в его голосе насмешка.

Отстраняюсь и виновато смотрю ему в глаза.

- Пап, извини, что опять без спросу ушла. Не буду врать, я была на тусовке, - он ведь мне запретил. Звонил сегодня с работы и голос у отца был напряженный, злой.

Я не послушала. Я же взрослая.

Прикусываю губу, вспоминая о том, что было ночью: вот теперь точно взрослая.

- Знаешь что, теперь я буду тебя слушать.

Он приподнимает бровь. Следом я вижу, что папа улыбается и мне приятно, что мы наконец-то смогли сказать друг другу что-то хорошее после грандиозной ссоры, грянувшей в день маминых похорон. Я неожиданно застала его тут, прямо в рабочем кабинете. С любовницей.

- Я поняла, что все эти мажоры… - вешаю верхнюю одежду на вешалку. - Ничего не стоят. Как раз тогда, когда потеряла сапоги.

Папа смеется.

Я замечаю лучики морщинок в уголках его глаз. Вообще-то он очень привлекательный. Я боюсь, что когда-нибудь он бросит то, что осталось от нашей семьи ради какой-нибудь девушки. А он так нужен мне - сейчас я это очень ясно осознаю.