- Я готовлю Диме бульон. И вам завтрак, - начинаю отчитываться я, с каждой секундой нервничая все сильнее. Снова мокнут подмышки.

- Завтрак мне? - темные брови Молотова удивленно ползут вверх. Кажется, олигарх в шоке.

- Омлет с беконом. Я не знаю, едите ли вы такое, но подумала, вдруг вы голодны...

Несколько секунд Молотов пытает взглядом область моего третьего глаза, затем быстро пробегается по ногам и отрицательно мотает головой.

- Я буду только кофе.

Ну, что я говорила? Высокомерный у него желудок. А ведь со вчерашнего вечера ничего не ел. И три яйца пропали. Да и свинка зря своего жирного бочка лишилась. Ладно, возьму омлет с собой в универ в контейнере.

Судя по направленности взгляда на кофемашину рядом со мной, Молотов хочет сделать кофе себе сам, но я его опережаю:

- Вам эспрессо?

Ответом мне служит молчаливый кивок головы. Развернувшись, я встаю на цыпочки, чтобы достать чашку из гарнитура, и ощущаю слабое жжение на пояснице. Как будто Молотов на меня смотрит. Руки начинают дрожать, и щеки пунцовеют. Эй, Живцова, да что с тобой? Он, наверное, в телефон сейчас глазеет. С чего бы ему твой зад разглядывать?

Я достаю чашку и нетвердой рукой ставлю ее в кофемашину, нажимая кнопку с надписью «эспрессо». Раздается громкий звук перемалываемых зерен, и через секунду серебристая трубочка начинает плеваться ароматной жидкостью. Так, неловкой тишины уже нет, и сейчас мне просто нужно будет поставить перед ним чашку и вернуться к готовке.

Стараясь не смотреть на широкоплечую фигуру Молотова, сидящего за столом, я беру кофе и походкой сумрачного ниндзя иду к нему. Бесшумно то есть. Опускаю чашку на стол и не удерживаюсь от того, чтобы не вдохнуть его парфюм. Классный он у него. Даже слюна во рту собирается, и сердце начинает стучать сильнее. С феромонами, что ли? Самок так олигарх привлекает? Хотя самки на него и так вешаются, я уверена. Он же ходячая реклама яхт, часов и дорогих автомобилей. С его прессом Молотов бы идеально подошел на рекламу яхты. Ну судя по тому, что я видела в бассейне. И волосы у него густые и никакой седины. В тридцать девять для седины рано? Вряд ли он, как покойный Кобзон, их подкрашивает.

- Юля, у тебя так бульон выкипать начнет, - ледяным голосом сообщает Молотов и поднимает на меня свой не менее ледяной взгляд.

Мать твою. Это я у него за спиной задумалась? Охх, Живцова, не зря моя бабуля говорила, что медаль с отличием ума не прибавляет.

Лицо приобретает цвет смородинового морса, того самого, который тоже может выкипеть, если я продолжу и дальше отравлять мозги парфюмированными феромонами, и я, сорвавшись с места, бегу к плите. Руки ходят ходуном, в голове кисель.

От волнения я хватаю со столешницы нож и начинаю быстро нарезать хлеб. Непонятно для кого: вряд ли Молотов ест бородинский, а я вот уже третий день на диете. Ладно, голубей покормлю.

На мысли о голубях нож выскальзывает из трясущейся руки и указательный палец обжигает резкая боль.

- Гребаный Экибастуз, - взвизгиваю я и шокированно смотрю на глубокий надрез, из которого немедленно начинает струиться кровь. Наверное, так же она текла из хрюшки, чей бекон проигнорировал Молотов.

Ноги становятся ватными, потому что вида крови я не переношу. Так бы, может, на медицинский пошла, но не срослось. И больно, так больно.

- Дай посмотрю, - раздается не терпящий возражений голос из-за моей спины.

Я разворачиваюсь и, закусив губу, тяну Молотову дрожащую кисть. Надо чем-то перемотать, потому что моя провинциальная кровь уже вовсю заливает дорогие московские полы.