Этот человек совершенно не знаком с понятием личных границ.

- Завораживает, правда? – спросил он и вдобавок положил ладонь мне на поясницу.

Я дернулась и отошла, скрестив руки на груди.

- Вид хорош, но мы здесь не за тем, чтобы любоваться ночным городом?

- Что ты помнишь о своем отце?

А он тут при чем? Мне, честно говоря, порядком поднадоели эти вопросы, которых я не понимала. Вертинский обещал мне что-то рассказать, а не проводить допросы. Но все-таки я ответила:

- Он умер. Очень давно.

- Я знаю, - кивнул Олег Львович. – Мы были с ним знакомы.

- Что?

Вертинский ничего не ответил сразу. Подошел к бару и достал из шкафчика старый ежедневник. Достав из него фотографию, протянул мне.

Изображение было старым, потрепанным, но рассмотреть мужчину и мальчика было возможно. И что самое интересное – камин. Тот, что сейчас находился в галерее.  

12. Глава 12 Аня

Держа фото в руках, я прошла мимо Вертинского и опустилась на диван. Я в какой-то параллельной реальности, по-другому не скажешь.

- То есть вы хотите сказать, - подняла глаза, наконец-то обретя дар речи, - что это мой отец, а это вы? – ткнула пальцем поочередно на людей на фото.

- Да, - кивнул Олег Львович. – И может, уже окончательно перейдем на ты? Все-таки мы знакомы двадцать пять лет.

Который раз за день он бьет меня информацией сильнее, чем кувалдой.

- Объясните, какого дьявола происходит? – в моем голосе появились истерические нотки, чего за мной обычно не водилось.

- Только успокойся, - Вертинский начал разговаривать со мной как с буйной душевнобольной. – Выпьешь чего-нибудь?

Имел в виду он вряд ли валерьянку или пустырник. Питок из меня еще тот, но сейчас надо.

- Что-нибудь не сильно крепкое, - ответила и снова уставилась на фото.

Полдня у меня было ощущение, что Олег Львович водит меня за нос с этой кражей, но сейчас оно пропало. Или мою интуицию заглушили неожиданно свалившиеся события, или Вертинский говорит правду.

Перед носом появился бокал, судя по всему, с белым вином. Я почти залпом опрокинула половину и сказала:

- Олег Львович, вы собираетесь говорить?

Вертинский снова отошел к бару, налил себе виски и устроился на высоком стуле напротив меня, гоняя стакан по столешнице.

- Я даже не знаю, с чего начать, чтобы ты поняла правильно.

- Можно начать вот с чего, - откинулась на спинку, готовясь к долгому разговору, - мы встретились сегодня случайно?

- Нет, - вздохнул Вертинский.

- Козел ты, - вырвалось у меня, на что получила удивленный и чуть насмешливый взгляд. – Картина из галереи у тебя?

- У меня, - теперь Олег Львович даже восхитился. – Как поняла?

- Сложила два плюс два. Картина была лишь предлогом, чтобы познакомиться со мной, так? – вопрос был риторическим, и я не ждала на него ответа. – Я оценила креативный подход, таким способом со мной еще ни один мужчина не знакомился.

О, как мне быстро в голову ударило вино, но и расслабило.

- Я уникум, - улыбнулся Вертинский.

- А по-моему, ты просто ненормальный. Я все еще жду объяснений.

- Его звали Петр Александрович Борисов, мы познакомились в июне девяносто четвертого…

- Ну и память, - покачала я головой.

- Тот день стал судьбоносным для меня. Черт, - Вертинский взъерошил волосы и снова стал похож на уличного художника. – Наверное, стоит углубиться еще дальше.

- Я пока вообще ничего не понимаю, но слушаю.

- Семейка у меня была не самая социально благополучная. Меня даже забыли отдать в школу, представляешь? Родители в вечном запое, я вечно голодный и в побоях. Отец умер, когда мне было шесть, замерз в сугробе пьяный. Мать горевала недолго и притащила в нашу комнату в бараке какого-то мужика. Он начал меня учить вытаскивать кошельки у беспечных граждан, и в восемь лет я уже был знатным карманником. Пока не попытался умыкнуть кошелек у Петра Александровича.