– Мам, оставь их в покое, у них каникулы, – отмахивалась я.

– Это не значит, что не нужно учиться. Учеба – основа успешной и счастливой жизни, – продолжала мне читать нотации мать, как в детстве.

– Да неужели?! – огрызнулась я.

– Да, Надежда, если бы ты слушала меня, а не вела себя, как овца, то сейчас бы не осталась одна, никому не нужной старой теткой с двумя детьми, – «поддержала» меня она.

«Вот спасибо, добрая мамочка», – я глубоко затянулась сигаретой.

– Ты что, снова куришь?

Я молчала.

– Да что ж ты за наказание мне такое! Непутевая у меня дочь…

Я просто положила трубку и продолжала курить, вглядываясь в едва видимый закат на крыше дома напротив.

– Мда, – тяжело выдохнула я, встала и налила себе бокал вина, может хоть это поможет уснуть, или хотя бы что-то написать.

Уснуть мне, надо сказать, это не помогло, а вот накатать пару сцен – да. Правда, выходила какая-то кровавая драма, где жена ушла от мужа, а его потом убили и обвиняли в этом жену, но она была невиновна… а кто тогда, было непонятно даже мне. Но, кстати, неплохая идея – грохнуть бывшего мужа с особой жестокостью, хотя бы морально становилось легче. Хм, там же еще любовница была, зараза. Надо бы добавить ее в сюжет. Так я и просидела до самого утра, хотя бы на страницах книги строя козни сисястой сопернице под барабанивший по крыше дождь.

С балкона потянуло прохладой, что даже плед не согревал. Укутавшись в плед плотнее, я вышла на балкон и вдохнула влажный воздух раннего утра. Зябко! Под крышей балкона на жердочке ежился воробей. Принесла ему из кухни засохших крошек от батона. На улице было уныло и серо, несмотря на цветущий июнь.

– Вот бы сейчас горячего чаю, да, Полкаша?! – негромко выдала Люся, сидя на низкой табуреточке под детским грибком. Я с отвращением опустила взгляд, думая, что она может делать в такую рань, и тут мои глаза полезли на лоб: она стирала свои вещи под дождем. Что? Бомжиха стирает вещи? Интересно, я уже с ума схожу или просто галлюцинации от недосыпа? Меня бросило в жар, и на коже выступил холодный пот.

– Надеюсь, утром будет солнечно, иначе наши вещички не высохнут, да и постель просушить нужно, иначе сопреет. А когда нам еще так повезет – найти матрас, – бубнила она собаке, реально стирая свое тряпье.

Я потерла глаза. Нет, картина была та же. Вот бы не подумала, что бомжи могут стирать вещи. Поежившись, Люся укладывала постиранные вещи в аккуратную стопочку и тяжело вздохнула.

Я смотрела на эту жалкую парочку и так мне стало тоскливо. Чем она, по сути, отличалась от меня? Да ничем! Разве тем, что у меня была крыша над головой и работа, а у нее только сырой матрас.

«Как, интересно, она оказалась на улице? Вроде, на алкашку не похожа, стирает вот!» – подумала я и поймала себя на мысли, что ни разу за все это время не видела ее пьяной. С бутылками – да, она сдавала их в ближайшей колонке и собирала по двору, местные алкаши всегда сами приносили ей бутылки и банки. Но Люся никогда не пила.

За пару минут, проведенных на балконе, я так замерзла, что зашла домой, плотно закрыла дверь, трясясь от холода, пошла на кухню, чтобы поставить кофе. И снова уставилась в запотевшее от пара окно. «Вот я сейчас выпью горячего кофе, натяну теплые носки и залезу под одеяло, а она там так и будет сидеть одна под дождем и мерзнуть!» – мелькнула мысль.

Я потрясла головой, отгоняя жалость, и глянула в окно. Меня передернуло от ужаса: к бомжихе на пошатывающихся ногах плелся мажор с каким-то длинным предметом, как труба в руках. Ясно дело, не чтобы согреть ее. Нет, я, конечно, все понимаю, вонючая бомжиха – то еще удовольствие во дворе, но убивать ее из-за того, что она живет у тебя под окнами – просто низость. Понятно, что папаша отмажет этого ублюдка, но на меня накатила такая злость и ненависть, что, не помня себя, я нацепила штаны, резиновые сапоги, схватила что-то тяжелое, что подвернулось под руку, и кинулась на защиту бедной женщины.