– Что вы лежите?! Помогайте! – воскликнула Рия, одержимая мыслью собрать все листки до единого.
– И как я это сделаю? – Ионас повторил попытку достучаться до разумной части мозга этой девицы, как‑никак детектива.
– Ой, – запоздало сообразила Рияна, переползая через него вбок и нечаянно задев при этом коленом чувствительное место мужчины.
– Вы! – прохрипел он, отпихивая от себя замешкавшуюся буянку и сгибаясь от боли, лежа на боку. – Да что вы вообще творите?!
– Я? – воскликнула она, не понимая поведения парфюмера. – Ничего, а вы?
Запоздало Рия вспомнила поцелуй и смутилась, прямо как в юности, заливаясь краской.
«Додумалась же, дурында, – корила она себя, закусив губу от досады: – Так неудобно получилось…»
– Тогда что было до этого? – уточнил Ионас, смахивая предательскую слезу в уголке глаза. А заметив в поведении девушки проблески разума и проснувшуюся совесть, возликовал.
– Ничего не помню, – поспешно ответила Рия, пытаясь перевести разговор. – Так что там с саном?
– Каким еще, к черту, саном?! – Ионас опять перестал улавливать смысл в ее словах.
«Может, все‑таки головой ударилась? – подумал граф, однако поспешил прогнать прочь эту глупую мысль. – Да нет же, голову я защитил. Положительно, не понимаю женщин!»
«И чего он прицепился?! Ну поцеловала я его, подумаешь, проблема!» – переживала тем временем сыщица, продолжая собирать бумаги по всей карете.
– Сойдите с лица козлобородого, – попросила она с досадой, пытаясь вытянуть листок из‑под ног вставшего мужчины. Кохт тем временем отворил верхнюю дверцу упавшей набок кареты.
– Что‑что, простите? – Пригнувшись, он заглянул обратно, наблюдая за действиями девушки.
– Вы стоите на портрете джентльмена с козлиной бородкой, – терпеливо разжевала ему Рия, прямо как маленькому несмышленышу, укоризненно глядя на нереагирующего мужчину.
– Да бросьте вы свои бумажки, дались они вам, – произнес парфюмер, но все‑таки приподнял ногу.
– Для порядка нужно собрать всех, затем призвать их к ответу. Не потерплю лгунов, так и знайте!
– Интересная вы личность, – только и ответил алхимист, присаживаясь и обхватывая руками девушку чуть выше колен. – А теперь вылезайте давайте.
Одним движением он ловко усадил разозлившуюся Рию себе на плечо, затем поднялся из полуприседа. Затем подтолкнул девушку, перемещая ее пятую точку на боковую стену кареты, ныне оказавшуюся сверху.
– Там еще остались листки! – возопила сыщица, возмущаясь.
Быстро собрав оставшихся якобы штрафников, Кохт, выбравшись следом, всучил пергамент разгневанной девушке.
«Вообще‑то, это я должен злиться, – подумал он, – без кареты теперь даже не знаю, где спать, да и что вообще делать в этом Цамте…»
– Вы как там, живые? – крикнул мясник – видимо, самый смелый из кучки торговцев, с опаской поглядывающих то на гомункула, то на выбравшихся из кареты личностей.
– Похоже, – неуверенно произнес алхимист, запоздало испугавшись не за себя, а за девушку, потому спросил: – Вы как себя чувствуете? Ничего не болит?
– Разве что из‑за вас! – огрызнулась Рия, пересчитывая листки. Осознав, что умудрилась ляпнуть, все‑таки извинилась: – О боги! Простите великодушно мой скверный характер. Когда я чем‑то увлечена, перестаю осознавать реальность.
– С этим не поспоришь, как и с тем, что я остался без крова, – сокрушенно произнес парфюмер, пропуская мимо ушей последний выпад девушки и тоскливо оглядывая испорченный напрочь транспорт. Вытянув вперед руку, мужчина отпустил гомункула, осыпавшегося на брусчатку комьями земли да мелкими камешками.
– Ну дела, – произнес кто‑то из толпы. Собравшаяся публика согласно закивала, приговаривая: «Да», «Да уж», «Ага», «Бывает же».