- При дворе грумы – молодые и красивые, вот и приходится делать вид, что они не мужчины, а мебель. – перебила я. – А ты мой любимый старенький дядька Хэмиш… - я похлопала Хэмиша по щеке. - …я тебя и так за мужчину не считаю. – и побежала вверх по ступенькам, на ходу стягивая перчатки из толстой вовкуньей кожи.
- Ну и дрянная же девчонка. – пробурчал мне в спину Хэмиш, удерживая скакуна, пока прибежавший от оранжерей мальчишка отвязывал короб с моей добычей.
Я шкодливо улыбнулась – еще какая, дядька, еще какая…
Дверь предупредительно распахнулась передо мной, я бросила хлыст и перчатки на подставленный дворецким поднос. Как же я мечтаю никогда больше не садиться в седло! Но хорошая, дорогая карета с запряжкой нам не по карману, а ездить в дешевой для нашего небогатого графства равносильно признанию банкротства. Поэтому обе графини Редон – старшая и младшая, блюдут родовые традиции. Право разводить скакунов на продажу мы потеряли указом регента, но никто не запретит держать конюшню для себя, утоляя общеизвестную страсть благородных сьер Редон к верховой езде.
Скакуны с Редонами навсегда!
Но хотя бы на сегодня с ними покончено…
Я подобрала подол амазонки и заторопилась к лестнице.
Она возникла в луче света, падающего из витражного окна наверху, точно фамильное привидение – бесшумно и словно бы ниоткуда.
- Сьёретта Оливия… Сьера графиня велела зайти к ней как вернетесь с прогулки.
- Передай тетушке, я переоденусь и приду.
- Сьера велела зайти тотчас же. - непреклонно скрещивая руки на кружевном переднике, прошелестела экономка.
Я остановилась. И склонила голову к плечу, изучая ее от квадратных носков туфель, выглядывающих из-под подола практичного коричневого платья, до волос, собранных в пучок настолько тугой, что у нее аж кожа на висках натянулась.
Вроде бы мы живем с Мартишей душа в душу – просто не обращая внимания на существование друг друга. И что такого у нас стряслось, что экономка снова решилась выказать мне свое неодобрение?
- А ведь я тебя, пожалуй, уволю. – наконец задумчиво сказала я.
- И ваша бедная старая тетушка останется совсем одна, теперь, когда вы уезжаете. –ответствовала экономка, и неодобрительно поджала и без того тонкие губы.
Я посмотрела на нее почти умиленно: когда я перебралась в замок, ее не обрадовало мое появление, теперь не радует отъезд. Со стороны Мартиши – это почти признание.
- Разве я сказала, что я тебя сейчас уволю, Мартиша? – я крепко обняла ее за плечи и зашептала в ухо. – Подожду, пока ты состаришься, и не сможешь найти работу ни в одном приличном доме. – я с удовольствием посмотрела, как исказилось ее лицо, и повернулась на каблуках, окидывая взглядом лестницу.
Всем домашним я в свежезаваренный чай плюнула, или есть еще желающие?
Дворецкий у дверей лишь поклонился, торжественно, как священную фигурку Крадущейся, держа перед собой поднос с моими перчатками.
- И пусть тетушке в кабинет подадут чай. – скомандовала я, взбегая по лестнице.
В свои покои я почти ворвалась.
- Платье готово, Катишка? Или ты тоже сперва желаешь побеседовать о моих несовершенствах?
- Никак нет! – моя горничная Катишка почти по-солдатски вытянулась рядом с распялкой с сегодняшним платьем.
- Почему не голубое? – фыркнула я. Сказала же вчера, что хочу голубое!
- Так холодно сегодня, сьёретта, а у голубого плечи открытые. Вот простудитесь – как ехать будете? – Катишка захлопотала, помогая мне выбраться из амазонки.
- Чихая и сморкаясь. – буркнула я, окинув платье недовольным взглядом – этот оттенок песочного не слишком шел к моей светлой коже. Не портил. Но и не украшал. - Добавила бы шаль.