- И не стыдно тебе? – спросила я, бочком отодвигаясь к окну, но стараясь сделать этот маневр максимально незаметным.

- Я, Евдокия Аксенова, с детства к этой роли готовилась, – заявила девица из кареты, - языки иностранные учила, ночей не спала, на музыкальных инструментах училась играть. На диетах сидела, недоедала можно сказать…

Глядя на нее меньше всего было заметно, что она недоедала. Выглядела она весьма упругой и цветущей. Сейчас несколько гневной и растрепанной, но все одно прекрасной.

- А тебе это все запросто так достается. Ни красоты, ни голоса. Одна наглость.

- Мне очень стыдно. – заметила я, хотя особого стыда не испытывала.

- Наше с тобой первое знакомство не сложилось, - грустно глядя на меня, заметила девица, - и лучше бы тебе больше не попадаться мне на глаза.

- Господь учит смирению, - заметила я, - и он же учит состраданию и любви к близким.

- Ах ты, тварь языкастая! – Восхищенно протянула девица. – Вот и смирись со своим проигрышем, да катись обратно в свою дыру, откуда ты там выползла?! Или тебя и оттуда поперли с позором?

- Истину глаголешь, сестра, – смиренно прижала я руку к груди, - поперли. И сюда приперли, и велели участвовать в этих конкурсах с полной самоотдачей. Я и делаю как могу. Пожалейте меня, сестры, ибо и так бедна я и скорбна в своей бедности.

- Ишь, заливает… - восхищенно протянул кто-то с задних рядов.

Пока мы болтали я практически добралась до окна, еще один шаг и можно было бы выскочить, снеся телом деревянную раму, ибо времени на то, чтобы распахнуть его у меня однозначно не было. Или выстрелом шпингалет отстрелить?! Не могу же я в девиц стрелять. Тем паче, что они теперь толпились у столов, сбившись в кучу, будто овцы без пастыря.

Но тут Луиза открыла рот:

- Мы все здесь благородны. Кто-то выше, кто-то, только вчера поднялся из купцов. – тут она обличительно посмотрела на Дусю, которая покраснела, но глаз не опустила.

- Мой батюшка нынче землевладелец.

- Наша задача помогать друг другу, - добавила я, - или хотя бы не вредить! Пусть конкурс пройдет максимально честно, и победит самая лучшая.

- Не слишком-то честно ты действуешь!

- Да ладно вам, - сказала какая-то девица с толстой пшеничной косой, - действует как умеет. Как все мы здесь. Кто мог подумать, что Государю наш гимн так по душе придется? Даже та несчастная, которую мы сегодня не досчитались за ужином думала, что ежели сомлеет, так сразу Государь поймет, что она здесь самая благородная. Ну, как в сказке про Принцессу и горошину?!

- Вот уж точно, а ему по душе оказались девицы крепкие и горластые.

- Никто не знает, по каким критериям нас будут отбирать, - заметила Луиза.

- Теперь нам известно, кто фаворитка.

- И убивать ее, или калечить было бы весьма недальновидно с нашей стороны, ибо будет разбирательство, и Государь может осерчать.

Краем глаза я продолжила следить за цепочкой, которая сейчас не подавала никаких признаков жизни, но и обратно к хозяйке не ползла.

- Ничего бы с ней не было. Обычное заклинание заморозки. Оттаяла бы к утру. Наверное.

Девица сделала пару шагов в мою сторону и подобрала свою цепочку.

- Я рада, что мы поступили достойно, - заметила Луиза, - в наше нелегкое время надо уметь достойно принимать поражение. Тем более, что наша битва еще не закончена.

- Точно.

- Это же только первый конкурс.

- Посмотрим, как она дальше протянет.

- А вдруг Государь уже завтра скажет, что он выбрал? И не дай Бог, выбрал эту убогую?

- Люди не позволят, объявили же отбор, весь двор следит за ходом и слухи же пойдут.

Девицы совещались, уплотнив свои ряды и я, воспользовавшись тем, что все отвлеклись, произвела тактическое отступление. Шагнула к окну. Шпингалет поднялся легко, а створки распахнулись словно мне помог кто-то, перемахнула через подоконник и спрыгнула в ближайшие кусты.