Раздались бурные аплодисменты.
Барсон щелкнул пальцами, и рядом с ним появился столик на одной ножке, а на нем черный шар с отверстием наверху
— Прошу, — сделал приглашающий жест, — пусть каждая из девушек подойдет и вытянет свой номер.
Никто не решался сделать первый шаг. Даже Натаэлла, которая всегда стремилась быть спереди, теперь стояла на месте, как вкопанная.
С такими темпами это все до вечера затянется!
Я подошла к шару и смело засунула руку внутрь. Пальцы нащупали целый ворох маленьких конвертиков. Схватив первый попавшийся, я вынула руку.
— Какой номер?
Сорвала печать и достала маленький листок с цифрой, красиво выведенной зелеными чернилами.
— Четыре, — объявила громко, четко, чтобы всем было слышно, и на всякий случай подняла над головой лист, чтобы все могли рассмотреть.
— Следующая! — скомандовал Барсон.
Через две минуты мы все стояли, сжимая в пальцах свои номерки, и высматривали неведомых зверей. Где их прячут? В конюшнях, что ли? Я даже на цыпочки привстала, пытаясь найти взглядом свое чудовище.
— Готовы? Начинаем! — распорядитель хлопнул в ладоши.
В тот же миг на нас обрушилась какофония звуков: рев, писк, рычание, ржание, клекот, скрежет. А еще через мгновение весь двор преобразился до неузнаваемости, открывая жуткую правду.
Они все это время были здесь! Рядом! Укрытые призрачным мороком!
А теперь морок спал, и перед нами появились небольшие загоны, в каждом из которых бесновались самые странные животные, которых я когда-либо видела, а над ними парили гигантские номера, затейливо переливаясь и мерцая в солнечных лучах. Я запрокинула голову, отыскала взглядом цифру четыре, и направилась на встречу судьбе.
***
Четверка оказалась самой крайней справа. Чтобы до нее добраться мне пришлось пройти мимо сгорбленного песочно-серого зверя, похожего на волка, мимо рыжей птицы на четырех ногах, на передней паре которых были копыта, мимо странного розового пушистого шара, у которого не видно, где голова, а где зад. В другое время я бы непременно торчала возле каждого загона и до посинения рассматривала диковинных зверюшек, но только не сегодня.
Я шла вперед, чувствуя, как дрожь в руках нарастает, а уверенность в собственных силах тает. Слева и справа от меня кто-то рычал, пыхтел, выл, пищал, рыл землю, поднимая облака пыли, грыз заговоренные доски загона.
Не на это я рассчитывала, когда думала, что нас ждет грязная работенка. Нольду удалось меня удивить. Да что там удивить… Сразить! Наповал! Вот затейник белобрысый! Хулиган!
Теперь я точно убедилась, что невесты ему не нужны, и он хочет от нас избавиться. И, судя по тому, что творилось вокруг, ему это удастся — половина девиц готова упасть в обморок, другая половина тщетно пытается удержать хоть какое-то достоинство во взгляде и не вопить.
— Не бойтесь, они не кусаются, — перекрывая всеобщий шум, раздался бодрый голос распорядителя, усиленный магией.
Угу. Не кусаются. Охотно верю.
Улучив момент, когда меня скрывала грифельно-серая туша зверя, похожего на гигантского муравьеда, я оглянулась на трибуны. Зрители волновались, наместник с женой сидели так, будто кол проглотили, но старательно держали улыбки и делали вид, что всех хорошо. Джер прикрыл лицо рукой и глядел на нас сквозь пальцы. Зато жених в этот раз был бодр и весел и проявлял живое внимание к происходящему.
И улыбался.
Я бы наверняка сказала, что у него очень красивая улыбка, если бы не испытывала столь жгучее желание настучать по белобрысой макушке.
Наконец, я оказалась перед загоном с номером четыре. Там, задрав тонкий, как хлыст, длинный хвост, на шести лапах бегало кругами что-то черно-белое с маленькими кожистыми крыльями. Размером оно было с крупного быка. На короткой шее сидела приплюснутая широкая рогатая голова с пастью от уха до уха. Когда неведомый зверь остановился и попытался ухватить надоедливую муху, кружившуюся над ним, я увидела ровные ряды мелких белоснежных зубов. Руку он, конечно, вряд ли такими зубками отхватит, но вот пожует знатно.