— Я учусь на целителя. Эта профессия предполагает умение здраво мыслить и опираться на факты. Кто вообще знает, что есть истинная пара?

— Это знает император и его дракон. Девушка, которую боги предназначили стать единственной для них обоих. Той, с которой дракон поделится частичкой души и ради которой захочет остаться в этом мире надолго. По-настоящему надолго, по драконьим меркам.

— Так говорят легенды, — согласилась я.

Если верить им, первый император — тот, что первым сумел призвать дракона и слить души, чтобы спасти наш мир от изначальных тварей, — правил триста лет. Пока его истинная не погибла не то по нелепой случайности, не то в результате покушения. Дракон умер от тоски, император — за ним. Один из его потомков сумел призвать и обуздать нового дракона. Этот правил лишь сто лет — пока дракону не наскучило и он не разорвал связь. Так и продолжалось по сей день. И по сей день ходили слухи, будто драконы соглашаются на связь с человеческим разумом лишь ради поисков истинной пары. Правда, никто толком не мог объяснить, с какой стати истинной дракона должна стать человеческая девушка.

4. 4

— Положим, легенды правдивы, — продолжала я. — Один император. Один дракон. Одна-единственная девушка, способная стать его истинной парой. И нет никакого магического способа ее найти.

— Если бы такой способ существовал, никто не стал бы затевать отбор, — заметил герцог. — По слухам, дракон не согласится на замену, если найдется истинная.

— Именно. Но какова вероятность, что та самая единственная истинная вообще соответствует критериям отбора? Что она дворянка, не слишком юна для участия и не успела выскочить замуж?

— Неужели в вас нет ни капли романтики, баронесса? — делано удивился герцог.

Я пожала плечами. Он не унимался:

— Я-то думал, все юные барышни мечтают о любви. Как там говорят поэты… найти свою половинку.

— За всех не скажу, но я ощущаю себя вполне целой. И уполовиниваться не согласна.

Он расхохотался так, что на нас начали оглядываться.

— А я считаю, что любовь — это прекрасное чувство, — прощебетала баронесса Рейнер. — И полагаю, что та, которая окажется истинной парой императора, будет настоящей счастливицей. — Она вздохнула.

— Но как же статистика? — Я не видела лица герцога, но ухмылку его, кажется, ощущала всей кожей.

— Я ничего не понимаю в статистике, но верю в чудеса.

— А вы, баронесса Асторга, значит, предпочитаете верить в науку? — Он снова обернулся ко мне.

— Науке не нужно, чтобы в нее верили. Она просто существует.

— Как и любовь, — парировала моя спутница. — Способная творить настоящие чудеса.

Я пожала плечами, не желая продолжать этот дурацкий спор. Но, как на грех, тропинка расширилась, и герцог подхватил меня под руку, не спрашивая разрешения. Я вздрогнула, по коже словно искры пробежали. Вывернулась, но он не отставал.

— Найдете контраргумент, милая барышня?

Чего он ко мне привязался, в конце концов? Вон тут полный сад романтично настроенных дам.

— Или признаете себя побежденной?

— Любовь? — не удержалась я. — Мой отец очень любил мою маму. Так любил, что не женился второй раз, несмотря на то что у него нет других детей, кроме меня, и род угаснет. Так любил, что…

Я осеклась. Незачем вываливать на посторонних постыдные подробности. Но если любовь — это то, из-за чего человек вместе с близким теряет и себя, то я оставлю ее поэтам, а сама — обойдусь.

Я натянула на лицо улыбку.

— Прошу прощения, господа. Признаю себя побежденной. В конце концов, что, как не желание любить и быть любимой, собрало здесь множество прекрасных дам?