Кажется, мне не удалось скрыть яд в голосе, потому что баронесса Рейнер растерянно захлопала ресницами, а взгляд герцога заискрился смехом.

— К тому же чудо на то и чудо, что существует в единичном экземпляре и не поддается разумному объяснению, — закончила я, надеясь, что теперь-то наконец они заговорят о чем-нибудь более приземленном.

Не тут-то было.

— А как вы думаете, герцог, император в самом деле надеется найти свою истинную пару? Или этот отбор — лишь дань традиции? — полюбопытствовала баронесса Рейнер.

Герцог покачал головой.

— Об этом известно только самому императору, а он не из тех, кто открывает свои мысли каждому встречному.

— А каков он?

— Разве вы не видели парадных портретов? Даже для юной барышни не слишком дальновидно не присмотреться заранее к возможному жениху.

— Вы смеетесь надо мной, — сникла девушка.

— Ни в коем разе. Как я уже сказал, он не из тех, кто откровенничает со всеми подряд. Но если бы так случилось, что император открыл мне свои помыслы, я не стал бы делать их достоянием общественности. Прошу прощения, баронесса. — В его голосе промелькнули бархатные нотки, а у меня внутри на миг словно что-то сжалось. — Даже ради ваших прекрасных глаз.

И почему герцогиня была к нему настолько неблагосклонна? Вежливый, умный, хорош собой и…

Я мысленно выругалась. Отстала на пару шагов и попыталась подумать о топографии «венца смерти»'[1]. Значит, запирательная артерия отходит от внутренней подвздошной артерии…

Впрочем, если герцогиню Абето не интересуют иные достоинства, кроме титула… Я снова оглядела герцога. Да, одет в шелка, и сидит одежда идеально, выдавая хорошего, а значит, дорогого портного. Но, кроме этого, ни одного признака богатства. Ни одного украшения, разве что след от серьги в левом ухе. Даже амулетов не носит, даже под одеждой, уж я бы заметила…

Да что ты будешь делать! Этак он мне еще присниться вздумает! Раздетым. Я снова залилась краской, вцепившись в учебник, и порадовалась, что мы опять свернули с центральных дорожек и на узкой тропке мне пришлось держаться позади неторопливо шествующей парочки. И, точно издеваясь, герцог снова обернулся, окинув меня смеющимся взглядом.

— Не беспокойтесь, я не намереваюсь сбегать, — буркнула я, чтобы хоть что-то сказать.

— И в мыслях не было подозревать вас в столь неподобающих намерениях. Тем более прятаться бессмысленно: вы же назвали мне свое имя.

— Если я назвала свое имя.

— Разве нет? Вы самозванка?

— Нет. — Я хмыкнула. — Жаль, вовремя не сообразила. Можно было бы устроить неприятности кому-нибудь из соперниц.

— Полагаете, я не разобрался бы в обмане?

— Полагаю, разобрались бы. Но как бы искали потом в этой толпе?

— Например, велел бы дамам выстроиться в шеренгу…

— По стойке смирно, — не удержалась я.

Интересно, у него в самом деле достанет полномочий велеть — именно велеть, а не попросить — потенциальным императорским невестам что бы то ни было? Слуги с нами вели себя подобострастно, казалось, будто любая девушка тут — особо важная персона, чуть ли не ровня самому императору. Впрочем, не слишком ли много я о себе думаю? Почти все здесь, и я в том числе, — залетные гостьи, о которых забудут в тот же миг, как девушки исчезнут за воротами дворца.

А человек, который охраняет императора, — останется.

Герцог ухмыльнулся.

— Нет, не по стойке смирно, не стоит требовать от дам невозможного. Но, как видите, задачка вовсе не сложна. Правда, остается вероятность, что, почуяв подвох, вы бы затаились…

А это идея. В смысле затаиться. Дворец огромен, в нем полно закоулков и, готова поспорить, тайных ходов, чердаков и подвалов. Парк тоже немаленький, глядишь, и удастся спрятаться до осени.