Помню, дом, что казался чужим. Громкий вопль от порога:

- Сынок!

Маму, что кинулась, хрупкая, так исхудавшая. Помню, порывисто обнял её. И представил свою наречённую:

- Мам, это жена моя, Тая.

Мать приняла её, ровно как дочку. Мы только позже узнали, что Гриша пропал.

- Он в город уехал, на заработки. Уже как год ни слуху, ни духу! - плакала мама. А я утешал. Обещался его отыскать. Обещание выполнил...

Гришка нашёлся. Точнее, концы, что выуживал долго, мучительно. Он промышлял наркотой. Сам подсел. В том притоне, где след обрывался, я встретил девчонку без имени.

- Это же Тони! - узнала она фотографию Гришки.

- Какой ещё Тони? - оскалился я. Заметил, что вены девчонки исколоты. Явный душок наркоты ощущался уже в коридоре.

Она прислонилась к стене. Худосочная, бледная моль. Неужели, он спал с ней? Он был здесь? Он тоже...

- Ну, Толик Толмач, - процедила она.

Я буквально под пытками вытянул правду о том, что мой брат звался Толик. Ходил под кликухой «Толмач». Толкал наркоту. Здесь держал свою хазу. Здесь же и умер, шырнув себе в вену чуть больше, чем мог пережить...

Помню, долго сидел. Не решался вернуться домой. Посмотреть в глаза матери! Которая до сих пор верила, что её младший сын безвозмездно батрачит на благо семьи. Я даже не вызнал, где он похоронен. За неимением родни, его прикопали на кладбище, в общей могиле, в компании прочих бродяг.

Я не смог ей сказать. Я придумал легенду о том, что её младший сын на работе в секретном НИИ. Мол, ни писать, ни звонить им нельзя! И как только закончится срок договора, он тут же приедет.

- Серёженька, а как же тебя пропустили? - дивилась она.

- Так я на секретную линию им позвонил. У меня же контакты, - пенял на военный билет.

Мать, за всю жизнь не покидавшая пределов родной деревни, поверила. Не поверила только Таиска. Та сразу прокнокала, что к чему! И, когда начал пить, отбирала бутылку. Детей мы хотели. Семью. Да только я пил. Понимая, что кончу, как батя, я пил без конца! И зверел после порции водки. Голова разрывалась на тысячу мелких частиц. Однажды ударил её. Помню кровь у себя на руке. Помню вопли мамани. Помню, как вышел, в рубашке, в мороз. И крик её в спину:

- Вернись! Пропадёшь!

Не вернулся. Очнулся в больнице. Врач огласил мне диагноз:

- Инсульт.

И сказал, что второй будет стоить мне жизни. Таиска ушла от меня. Я не стал умолять. Знал, не выдержу быть рядом с ней. Мать погрустнела, скрепя сердце меня отпустила в Москву. Я стал работать. Копить. Помню, однажды привёз ей письмо от братишки.

- Мамочка, я очень скучаю. Всё, что могу сообщить, продлили контракт. У меня здесь всё хорошо. Есть женщина. Мы работаем над созданием важного изобретения. Очень люблю тебя. Гриша, - читала сквозь слёзы она.

Я улыбался как мог. Сам же скрещивал пальцы в карманах. Молясь, чтоб поверила!

- А чего он печатными пишет, Серёж? - удивилась она.

- Так... нельзя им. Это ж почерк! Любой графолог его распознает. Посадят, как пить дать, посадят! - решил припугнуть.

Мама схватилась за сердце:

- Ой, Боже!

Я взял её руку:

- Ну, всё ж хорошо. Вон и женщина есть. Глядишь, народят тебе внуков.

Так с тех пор и писал ей по-тихому. Выводя на бумаге печатные буквы. Она отвечала. В ответном письме задавала простые вопросы. Вроде: «Как кормят?», «Ты носишь носки, которые я передала?». Зубами скрипел, но писал. И не знал, как сказать ей всю правду.

Видно, Господь посмотрел на меня и решил, что не справлюсь. Избавил! Присвоил последнее — мать. Схоронил вместе с письмами. Долго стоял на могиле и плакал. Жалел, что не смог осчастливить её. Мать хотела внучат. Да куда уж мне...