Аглая родилась в срок. Здоровенькая, крепкая. В эти маленькие ручки, ножки и глазки я влюбился сразу. А вот Лена, видимо, нет. Материнство она вытерпела три месяца. А потом продала квартиру, обнулила счет и привезла мне ребенка. Про жилье и деньги я узнал уже позже, разумеется, ведь приехала мать моего ребенка якобы в гости с просьбой – присмотреть за Аглаей пару часов. И вот – растянулось это уже на пять лет.

А где сейчас Лена я понятия не умел. Тогда она укатила на Мальдивы, знакомый помог пробить.

Причем улетела не в гордом одиночестве, а с одним из своих бывших любовников. С тех пор про нее ни слуху, ни духу.

Дочке про маму я старался не говорить, а если все-таки приходилось, то рассказывал только хорошее. Ведь о покойниках иначе и нельзя. Да, я сказал ребенку, что ее родительница умерла. Пусть лучше Аглая думает так, чем знает, как все было на самом деле.

Дверь я открывал тихо. Вошел в квартиру и мне навстречу тут же прибежала дочка. Я подхватил ее на руки и крепко обнял.

– Привет, – сказала она, обнимая меня за шею.

– Добрый вечер, Кирилл Андреевич, – поздоровалась няня, которая появилась в прихожей вслед за Аглаей.

– Добрый. Как прошел день? – поинтересовался я. Причем у дочери, но ответила мне няня:

– Хорошо. Выучили наконец полностью английский алфавит.

Аглая закивала и тут же, нараспев, озвучила то, что успела запомнить.

С няней нам очень повезло. Серафима Яковлевна мировая женщина. В прошлом заслуженный учитель со стажем, сейчас на пенсии. Она закончила факультет иностранных языков, и являлась настоящим полиглотом.

На вид няня немного грозная, даже я ее побаивался в первое время, но по общению Серафима Яковлевна оказалась мягкой и приятной. Хоть и дотошная, и требовательная порой. Но с Аглаей так и надо.

– Молодцы, – с улыбкой произнес я, чмокнув дочку в щеку.

– Девочка у вас умненькая, но ленивая, – последнее слово няня произнесла с укором и по слогам. Аглая посмотрела на меня, нахмурившись, и начала слезать с рук. Оказавшись на ногах, она недовольно сложила руки на груди.

– Просто, стимула у нее нет, – хохотнул я. – Аглаш, – заискивающе окликнул ее, дочка обернулась. – Если будешь хорошо заниматься, соглашусь на то, что ты давно просила.

– Собака? – улыбаясь до ушей, уточнила дочь.

Я лишь кивнул в ответ.

– Обещаю, что буду очень хорошо заниматься! – хлопнула она в ладоши, уткнувшись носом мне в живот, а потом повернулась к няне и уточнила:

– Продолжим?

Серафима Яковлевна покачала головой.

– Это не совсем педагогично, Кирилл Андреевич.

– Зато, как видите, действенно.

– Не поспоришь, – усмехнулась няня, а Аглая подошла к ней и взяла за руку:

– Ну что, пойдем?

Дочь очень хотела собаку. Полгода только о ней и говорила. Сначала Аглашка просила братика или сестричку, ведь у ее подруги Жени есть и тот и та, но заводить детей в ближайшее время я не планировал. Да и не с кем.

Так что пусть будет собака.

– Нет, Аглая, – наклонившись, ласково произнесла Серафима Яковлевна, – на сегодня хватит. Продолжим завтра. Мне пора.

– Хорошо, – с тяжким вздохом ответил ребенок.

Мы с Аглаей проводили няню и отправились на кухню, чтобы вместе поужинать.

Пока я разогревал еду, Аглашка с энтузиазмом рассказывала мне, чем они сегодня занимались с няней. Потом еще раз повторила вслух английский алфавит. Но как только я поставил перед ней тарелку с едой – дочка замолкла. Она на всю жизнь вызубрила правило: когда я ем, я глух и нем. А запомнила она это из-за весьма неприятной ситуации: не так давно Аглашка так же что-то мне рассказывала во время еды и подавилась. Сказать, что я тогда испугался – это ничего не сказать. Лицо у ребенка стало красным, дышать она не могла, даже губы синеть начали... Но я вовремя взял себя в руки, схватил дочь и надавил на грудную клетку – кусочек еды покинул трахею Аглаи. Таких испуганных глаз ребенка я не видел никогда. И с тех пор все разговоры за едой у нас табу.