Показываю наши совместные селфи и снятые мной втихаря фотографии. Света многозначительно цокает языком, одобрительно задирает оба больших пальца вверх и лезет обниматься.

— Какая ты молодец, Фрося, — пищит Коркина, подпрыгивая на диванчике. — Я бы такому тоже девственность отдала сразу, как увидела.

Мы заказываем ещё коктейли, опустошаем тарелки с едой, слушаем кантри, долетающее к нам с маленькой сцены и подпеваем задорному, девчачьему голосу.

— Пойду носик попудрю, — вылезаю из-за стола, чувствуя, что пора проветриться. — Четвёртый шторм был лишним.

Официант указывает направление женской комнаты, находящейся в конце зала, и я иду, рассматривая антураж. Проходя мимо vip-зоны, огороженной теми ротанговыми ширмами, что нахваливала Света, слышу знакомый смех и застываю напротив проёма, завешенного полотном из бамбуковых стеблей.

На нетвёрдых ногах делаю шаг, тяну руку, замечая, как она трусливо трясётся, и сдвигаю в сторону занавеску. Среди какофонии звуков, намешенных в баре, я чётко слышу звон разбивающегося на осколки сердца. Более того, я содрогаюсь и задыхаюсь от острой боли в груди.

Стол, загруженный бухлом и закусками, отдел Клима в полном составе, сам Клим в приподнятом настроение, ржёт как конь вместе со всеми. А самое главное, та блондинка по имени Саша, что цеплялась за его локоть, сейчас виснет на нём, глупо хихикая и тыча сиськами в бок моего мужчины.

— Новый проект? Потеешь? Скучаешь? — выдавливаю из себя, сжимая в кулаке бамбуковые палки.

— Фрося, — вытягивается Клим в лице и отталкивает блондинку. — Это не то, о чём ты подумала.

12. Глава 12

Клим

Вижу её бледность и, как на контрасте, красные пятна, выжигающие белизну шеи и скул. От внимания не скрывается и напряжённая поза с сутуленными плечами, как будто она пытается сдержать боль. Банальная фраза «это не то, о чём ты думаешь», кажется, срывает последние болты. Янтарь тускнеет и заполняется пустотой, а по щекам стекают крупные капли.

Фрося кривит рот, то ли в саркастичной улыбке, то ли в истеричном порыве зареветь, качает головой, отрицая увиденное, трёт грудину, рвано дыша, и, словно в замедленной съёмке, отпускает бамбуковые бусы, застилающие её от меня.

На ухо чего-то брешет Сашка, мужики галдят, встраиваясь в неразборчивую смесь звуков, а я слышу только глухой звон бьющихся друг о друга бамбуковых палок и тихое, как на репите — «потеешь, скучаешь?» И её неимоверные глаза, лишённые блеска и веры, давящие на кнопку, называемую «стыд».

Глупо как-то получилось, не по-мужски, а со стороны вообще по-ублюдски. И ведь я почему-то опасался именно этого, когда соглашался на уговоры парней. Не знал, как объяснить, что соскучился по былой свободе, по пятничным вечерам, проведённым с друзьями в клубе. О бабах и сексе не помышлял — кошка заполонила все мои мысли, а сейчас чувствую себя козлом, занимающимся блядством.

— Не хорошо отделяться от коллектива, — насел на меня Тоха ещё в среду. — Месяц, как пропал с радаров и избегаешь друзей.

— Руднев съехался с той красоткой с набережной, — не отрываясь от монитора и мармеладок, жёвано добавил Гриша. — Клим у нас теперь семейный.

— Каблук ты, Руднев, а не семейный, — сквозь зубы процедила Сашка, зло клацая по клавишам. — Не успел бабу в дом привести и сразу стал плясать под её дудку.

— Это любоооовь, — пропела Катюха, обнимая за шею Эда.

— Какая к чёрту любовь, — психанул я, сдвигая клавиатуру и ставя перед собой кружку с кофе. — Просто Фросе нужно было перекантоваться пару месяцев, вот я и предложил пожить у меня.