Ресторан находился в цокольном этаже, чтобы попасть в него, приходилось идти мимо часового, потом через кухню и вниз по лестнице. Заведение было сомнительным.

В меню значились пшенный суп, желтый рис с кониной, а на десерт апельсины. Также указан турецкий горох с колбасой, который, по общему мнению, был отвратительным, но он закончился. Все журналисты собрались за одним столом, за другими сидели офицеры и девушки – завсегдатаи бара Чикоте, служащие цензорского ведомства, которое располагалось тогда в здании телефонной станции напротив, и неизвестные мне граждане.

Владел рестораном какой-то анархистский синдикат, и на всех винных бутылках были наклеены этикетки королевских винных погребов с датой закладки. По большей части вино оказывалось таким просроченным, что либо отдавало пробкой, либо просто выдохлось или прокисло. Этикетку не выпьешь, и я забраковал три бутылки, прежде чем нам наконец принесли более-менее годную для употребления. Пришлось поскандалить.

Официанты ничего не смыслили в вине, они просто брали первую попавшуюся бутылку, а там уж – как вам повезет. Они отличались от официантов бара Чикоте, как черное от белого. Здешние были наглыми, избалованными чаевыми и всегда имели в запасе особые, не входящие в меню блюда вроде омара или цыпленка, за которые драли втридорога. Но все эти деликатесы тоже закончились к моменту нашего появления, так что пришлось довольствоваться супом, рисом и апельсинами. Это место всегда злило меня, потому что официанты являли собой банду бесчестных спекулянтов, и поесть здесь – тем более если заказывал особое блюдо – обходилось так же дорого, как в Нью-Йорке в «21»[13] или в «Колони».

Мы сидели за бутылкой вина, которое оказалось не настолько плохим, чтобы его невозможно было пить и чтобы стоило устраивать из-за него скандал, когда появился Эл Вагнер. Оглядев зал, он увидел нас и подошел.

– Что случилось? – спросил я.

– Они меня ободрали, – объяснил он.

– Не много же им для этого понадобилось времени.

– Этим много времени не нужно, – заметил он. – Они играют по-крупному. Чем тут кормят?

Я подозвал официанта.

– Слишком поздно, – произнес он. – Мы уже не обслуживаем.

– Этот товарищ – танкист, – сказал я. – Он был в бою весь день и завтра ему снова в бой, и он сегодня еще ничего не ел.

– Это не моя вина, – не уступал официант. – Слишком поздно. Ничего не осталось. Почему этот товарищ не поел у себя в части? Армия прекрасно снабжается продовольствием.

– Я пригласил его пообедать со мной.

– Вам следовало предупредить об этом заранее. А теперь уже поздно. Мы больше никого не обслуживаем.

– Позовите метрдотеля.

Метрдотель сказал, что повар ушел домой и плиту на кухне уже погасили, после чего удалился. Они злились на нас за то, что мы отослали назад три бутылки вина.

– Ну и пусть катятся к черту! – вспыхнул Эл. – Пошли в другое место.

– В это время уже нигде не поешь. А у этих припасы наверняка есть. Попробую-ка я умаслить метрдотеля.

Так я и сделал. Мрачный официант принес нам тарелку нарезанного холодного мяса, половину колючего омара с майонезом и салат из латука и чечевицы. Метрдотель выдал все это из своих личных запасов, которые держал для того, чтобы либо унести домой, либо продать припозднившимся посетителям.

– Дорого обошлось? – спросил Эл.

– Нет, – солгал я.

– Наверняка дорого, – не поверил он. – Я расплачусь с тобой, когда нам выдадут жалованье.

– И сколько ты сейчас получаешь?

– Еще не знаю. Раньше платили десять песет в день, но теперь я офицер, так что жалованье повысят. Только нам пока еще не платили, а я не спрашивал.