Ручка двери дёргается, затем её толкают, пытаясь открыть. Я прижимаюсь к ней сильнее спиной, отказываюсь впускать кого-либо. Но мои попытки оказываются ничтожными против силы того, кто за дверью. Меня просто отбрасывает на несколько шагов вперед. Дверь распахивается, и, обернувшись, я вижу в проёме Адэма, а за его спиной — огромная мрачную луну на небе. Ну просто фильм ужасов! Вся моя жизнь — кошмар. Пячусь назад. Вот и захлопнулась клетка, я наедине с оборотнем. Он делает несколько шагов вперёд, захлопывает за собой дверь, и нас поглощает мрак.

— Уйди, Адэм! — опережаю его, не даю заговорить. — Проваливай к чертям собачьим!

Прекрасно знаю, почему он тут. Отхожу всё дальше.

— Прекрати истерику, — требует он.

Голос твердый, трезвый, безэмоциональный. Не различаю его лица, только темный силуэт. Истерику? Он считает, что у меня просто истерика?

— Ты выйдешь за меня, дорогая, — говорит он будничным тоном. — Наденешь белое свадебное платье, губы натянешь в одну из своих искусственных улыбок. Счастье в глазах нарисуешь, а затем, выводя каждую букву поставишь свою подпись во всех документах, что должна.

Я сдерживаю рык, что рвётся из груди, устремляюсь к нему со скоростью пули и упираю руки в его грудь. Поднимаю голову, и, не разбирая лица, гляжу в невидимую бездну его глаз. Приближаю своё лицо вплотную.

— Может ещё свадебный танец, Адэм, а?! Танец на костях моего отца! — шиплю сквозь зубы, тихо, но так оглушительно. — Ты, сволочь, хоть осознаешь, что это ты и я его убили?

Вцепляюсь в ткань его свитера, трясу.

— Ты это понимаешь?! — повторяю с болью и надломом в голосе.

— Того, что произошло, уже не изменить. Перестань думать только о своих чувствах, эгоистка избалованная! — наседает он на меня режущим голосом. — Мне этот брак тоже на хер тоже не сдался. Но мы должны. Это не просто компания, это компания, которую создали наши отцы. Она — память о них, то, что им было дорого. И про*бать всё так, потому что ты — грёбанная истеричка, жалеющая себя, я не собираюсь! Ты должна сделать это ради отца и своей семьи, — заканчивает он, берёт мои запястья, отцепляет от себя.

Каждое его слово, обвинение, сопровождается треском рёбер внутри меня. Адэм разворачивается, идёт обратно к выходу. Его шаги оглушают.

— Хорошо, Адэм! Давай окунёмся в этот ад! — кричу ему в след, и истерично смеюсь, оседая на пол.

9. Глава 9

Подмяв под себя ноги, укутавшись в плед, я сижу в кабинете отца и уже несколько часов подряд неотрывно смотрю на экран ноутбука, где один за другим сменяются кадры из семейного архива. На этой записи мне десять лет, и я впервые встала на ролики. Рядом Левон и Демир держат меня за руки и осторожно ведут вперёд. Я смотрю на щуплую девочку с каре и брекетами, и едва узнаю в ней себя.

— Отпускайте уже её, — звучит голос Рустама за кадром.

Он приобрёл новую камеру. Мечтал стать режиссёром и снимать всё, что только можно.

— Она может упасть, — отрицательно качая головой, говорит Демир.

Его лицо в кадре крупным планом, и в глазах видна тревога.

— А как ещё она научится? Или так и будешь всегда её за руки катать? — говорит Рустам. — Отпускайте!

— Камилла, не бойся, просто держи равновесие, — даёт наставления Левон.

— Хорошо, — произношу я. — Я готова.

Братья отпускают мои руки. Я качусь, переминаясь с ноги на ногу, отталкиваясь об асфальт. Кажется, у меня вполне получается. Приобретаю уверенность и добавляю скорости. Камера начинает трястись — это Рустам бежит за мной, стараясь запечатлеть исторический момент.

— Не набирай сильно скорость, — слышится голос Демира. — Ты без защитной экипировки.