– Верно, – киваю, отвлекаясь от изучения местности.
– Ты поэтому решил стать военным? Пошел по стопам отца?
– Да. В одной из горячих точек познакомился с Мишулом Иматовым, – не отпуская, прямо в кармане цепляю ее пальцы своими, – так вышло, что и моя, и его группы одновременно защищали Южный Кабажак. Мы договорились, что я со своими парнями вывожу мирных жителей, а он и его подразделение нас страхуют. Все шло отлично до того момента, как у диких пришло подкрепление. Дальше начался ад. Мы держали осаду две недели, пока к нам прорывались свои. В итоге население отстояли, – усмехаюсь, – а мы с Мишулом стали друзьями.
Топот за спиной отвлекает. Оборачиваюсь и, прижав истинную к себе, отвожу в сторону, чтобы бегущие трусцой спортсмены ее не зацепили. Двое парней и девушка между ними, благодарно кивнув, проносятся мимо.
Еще раз осматриваюсь и, удостоверившись, что нашему разговору вновь никто не мешает, возобновляю движение, утягивая за собой Солану и приноравливаясь под её короткие неторопливые шаги.
– Те две недели, – продолжаю прерванный рассказ, – нас сплотили. Как и похожие судьбы. Иматов тоже потерял в юности родителей, но в отличие от меня у него на попечении осталась младшая родная сестренка. Дарха. Она жила с прабабкой в Южанске и часто слала брату рисунки и письма, а тот показывал мне.
– Вы сдружились и стали служить вместе?
Смит задает очень точный вопрос.
– Да, – киваю ей, – Мишул подал рапорт и перевелся в мой отряд. Мы провели в совместных рейдах больше двадцати лет. Плечом к плечу, спиной к спине, доверяя друг другу от и до. А кому еще? – усмехаюсь, вспоминая времена буйной молодости и неуемное желание служить правому делу, а еще десятки смертей соплеменников, которым везло меньше, чем нам. – Через пару лет с начала знакомства, мы прошли полный обряд побратимства, став тенями друг друга.
– Это же хорошо? – задает новый вопрос Солана, когда я надолго замолкаю, вспоминая друга.
Мы слишком хорошо с Иматовым чувствовали друг друга и были действительно близкими соратниками, а вот с его сестрёнкой… как не пытался наладить контакт, как с… сестрой, ничего не вышло. Её настойчивые поползновения, даже когда я поделился радостью об обретении истинной, никуда не исчезли.
– Кхм, – откашливаюсь, прочищая горло, потому что дальше идет та часть, которая является первопричиной невозможности быть рядом со своей девочкой. – Хорошо, пока удача в один из дней от нас не отвернулась. Был захват заложников. Я выводил девушку, беременную. Она споткнулась о торчащую арматуру и стала падать. Крикнула чисто интуитивно, переживая, что ударится животом о перегородку. Этот звук послужил, как детонатор, для перенервничавших бандитов. Они открыли бестолковый огонь. Палили, куда придется. Та пуля предназначалась мне. Мне кажется, я ее почувствовал раньше, чем она вошла в тело.
– Те-тебя…
Слышу, как у малышки перехватывает дыхание, и сипнет голос. Сжимаю дернувшуюся в нервном ознобе тонкую ладошку и, поглаживая большим пальцем, продолжаю.
Потому что обещал, а одно без другого, к сожалению, объяснить не выйдет.
– Нет, хорошая моя, Мишул оттолкнул и поймал её сам. Пуля прошла ему сквозь шею. Шансов его вытащить не было, хотя медики старались на все сто, – запрокидываю голову вверх и, делая вид, что любуюсь верхушками сосен, пытаюсь в очередной раз пережить потерю близкого существа. – Перед смертью Мишул взял с меня слово, что я позабочусь о его сестре. Никогда не оставлю и сделаю всё, чтобы она была счастлива.
Солана, будто предчувствуя беду некоторое время молчит. Пытается переварить услышанное. Или позволяет сделать это мне, но в конечном итоге понижает голос и, повернувшись ко мне лицом, спрашивает: