– Эй, мелкая, и чаго ты, горемыка, притихла? – кричит в окошко бабуля, как мудрая сова, почуяв неладное. – Пади нагре′шила, а я ни сном ни духом тут… Ой, и сведешь меня в могилу, ей-богу!

– Бабуль, я щас! А что есть вкусненького? – знает, плутовка, что старушке будет приятно накормить внучку, и тянет время.

– Пышки твои любимые поспели, айда домой! – выкрикнула уже из середины кухни бабуля, проверяя очередную партию на сковороде – отвлекающий маневр удался.

Знаешь, есть такие старушки, у которых, даже когда не улыбаются, глаза добрые. А лицо наполнено счастьем и каким-то светом изнутри. Там хранится целая вселенная, полная безоблачного неба и тайны, которую ребенку никак не разгадать.

Нюрка тоже умеет так красиво щуриться, глядя на ласковое осеннее солнце. Жизнерадостная и активная девочка-егоза, одним словом. Или заноза, для тишины и порядка в доме неудобная. И гре′шит, несмотря на вздохи бабули, на каждом шагу.

Однажды в той самой клумбе так промокла под дождем, что болела неделю. Ключ от дома искала. Уже на шею прицепили с веревкой, а все равно посеяла. И возраст здесь ни при чем, все повторяется и в шесть лет, и в десять. Поэтому двери квартиры, в которой живут бабуля, сама девочка и мама Нюрки, запираются только на ночь. Даже если днем нет никого дома, всегда открыто.

Если белые гольфики и новые сандалики – так эта красота на полчаса максимум. И так обидно, ведь не специально она лямку оторвала, запнулась и колено рассекла. Гольфики цвета земли и крови. Вот он – стандартный прикид непоседы.

Нюрка почти не помнит свои колени без болячек. Каждый вечер процедура промывания фурацилином и визг, как будто ее режут. И хочется чесаться без конца, когда раны заживают.

Зимой получше – одежда все-таки, большую часть тела защищает. Однако никто не мешает ей коньком руку порезать или губу.

– Я больше не буду, бабулечка, любименькая, не рассказывай маме, а?

– Не скажу, если почитаем вместе, – улыбается бабуля, только так можно задержать внучку дома с книжкой.

– Давай, только пять страниц, меня ребята во дворе ждут.

– И в кого ты такая выродилась?

– Мама говорит, что от осинки не родятся апельсинки, а мы с тобой кто? Осинки или апельсинки? – хохочет девчушка, забираясь на кровать под разлинованный клеткой бабулин плед. Приготовилась загибать пальчики при листании страниц. Читать не научилась, но уже отлично считает до двадцати.

– Готова? Сказка называется «Золушка», тебе понравится.

– А потом мы посчитаем спички? – новое увлечение со спичками вместо счетных палочек нравится Нюрке больше, чем учить буквы.

– Ага, и я тебе новый фокус покажу, если стакан молока выпьешь, – подмигивает бабуля.

– Бе-е-е, может, не надо? – Нюрка отводит глазки и хмыкает: «Она не шутит, придется пить».

До пяти лет Нюрка с бабулей и мамой жили в коммуналке. Кухня одна, но шкафчик у каждой семьи свой. Ну и поиграла шкода немного, как в книжке написано. Смешала горох, рис, гречку и что-то еще, что нашла, в огромную кучу на полу посреди кухни.

Не оценил никто из взрослых первую постановку сказки от Нюрки. Пришла мама и наказала. Маму девочка почти не помнит. Видит постоянно уставшую, расстроенную или спящую по вечерам и выходным.

– Удивительно, как жива осталась? Ну что ты за горе луковое! – мама, кажется, и не рада такой дочурке. Обнимает редко и почти не разговаривает.

Каждое лето отправляют в лагерь, там весело. Самый высокий кедр, чур, Нюркин! Прыгает, как белка с дерева на дерево на высоте десять метров – шишки отряду собирает.

И что ты думаешь? Сорвалась и полетела вниз.