– Мам, смотри, как я могу высоко прыгать! – закричала Соня, поднимая руки к небу.

– Молодец, моя девочка! – ответила, улыбаясь, Лиза.

В тот момент Лиза осознала, что жизнь продолжается, и она готова встречать её, что бы ни случилось, с открытым сердцем. Голоса в голове больше не пугали её, они стали просто фоном, который она могла игнорировать.

Однако через некоторое время голоса в голове усилились, стали звучать громче, медленно заполняя сознание непролазной бездной. Словно в ее голове завелся ядовитый паук, плетущий паутину из застывших нитей.

«Почему вы здесь? Я не хочу вас слышать».

«Ты не можешь от нас избавиться. Мы часть тебя», – звучали голоса как приговор.

– Заткнитесь, – закричала Лиза и в попытке заглушить голоса стала биться головой о стену.

А после того, как Лиза напала на соседа (ей показалось, что он сказал бранные слова ей вслед), пришлось изолировать детей, отправили их к бабушке. С того дня окружающие стали косо смотреть на нее и за глаза называть сумасшедшей.

Лечащий врач развел руками:

– Мне очень жаль, но Лизе требуется стационарное лечение. Нужно войти в ее многоголосый мир и вывести наружу к свету, пока не стало слишком поздно и не произошел распад личности, – сказал доктор Севе.

На стареньком «Вольво» Сева подвез жену к дверям приемного покоя городской больницы. По знакомству удалось выбить отдельную палату в психиатрическом отделении.

Она не хотела отпускать Севу и продолжала держать его за руку.

– Родная, пора, – дрожащим голосом сказал он спустя десять минут.

Лиза не проронила ни слова, только кивнула в знак согласия.

Двое санитаров в застиранной одежде, подхватив ее за подмышки, помогли подняться по лестнице. Переодевшись в цветную хлопковую пижаму, Лиза легла на кровать, отвернувшись к стене. Из коридора доносились разговоры медперсонала, изредка бормотание пациентов и одинокий истерический хохот. Из дальнего конца коридора раздавались оглушительные вопли. Глубоко несчастная, страдая от криков, она закрыла уши подушкой.

В палату тихо вошел доктор.

– Доброе утро, Елизавета Ивановна, – сказал он мягким голосом. – Как вы себя сегодня чувствуете?

Лиза медленно открыла глаза, блуждая взглядом по палате, вспоминая, где она сейчас находится.

– Я пытаюсь понять, где заканчиваюсь я и где начинается болезнь. Я просыпаюсь и пытаюсь собрать мысли в кучу, но они разбегаются, как тараканы, – ответила она. – Я хочу вернуться к жизни, к моим любимым – мужу и детям, я хочу стать снова собой.

– Можете рассказать подробнее о том, что вы чувствуете?

– Я чувствую себя одинокой, даже когда вокруг меня люди. Я вижу, как они улыбаются, как общаются друг с другом, и мне хочется быть частью этого мира, но у меня не получается.

– Прошу вас, держитесь за воспоминания о ваших близких, не поддавайтесь голосам. Нужно бороться!

– Доктор, – оживилась Лиза, – есть вероятность, что я вылечусь?

– Мы сделаем все возможное, чтобы помочь вам. Но иногда нужно время, чтобы найти подходящее лечение. Мы сейчас с коллегами обсуждаем дополнительные методы терапии, это может помочь стабилизировать состояние, – сказал доктор и ушел.

Лиза взобралась на подоконник и, чтобы отвлечься, стала перебирать в памяти дом, семью, представляла, чем они сейчас там занимаются. Вспоминала, как на годовщину их свадьбы Сева организовал романтический вечер на берегу Финского залива в том самом месте, где семь лет назад сделал ей предложение. Тот вечер был только их: они танцевали, мечтали, обнимались, целовались. От мыслей о доме отвлекла грубая медсестра с большими бровями и большими губами, потребовала спуститься, измерить температуру и выпить лекарство.