Девушка указала на шелковые панели.

Обстановка комнаты напомнила Сабурову гардеробную графа Шрусбери, где личный лакей пэра Англии обнаружил его валяющимся на полу с разнесенной пулей головой.

Револьвер Кольта, который, по свидетельствам слуг, принадлежал графу, красовался на залитом кровью обюссонском ковре. Шрусбери запер гардеробную изнутри. Лакей, обеспокоенный опозданием графа к обеду, взломал замок, ключ от которого нашелся в кармане халата покойника.

Сначала мистер Браун убеждал Сабурова, что они имеют дело с самоубийством. Холостяк Шрусбери пользовался определенной славой в лондонских клубах для джентльменов, где молодые лакеи могли заработать несколько соверенов, оказывая подобные услуги.

– Дома он таким не занимался, – сварливо сказал Браун. – Я хорошо знаю его породу.

Сабуров вежливо кашлянул.

– Мистер Браун, если наклонности Шрусбери были хорошо известны, то почему правительство утвердило его куратором военных разработок в Арсенале? Люди подобного толка – излюбленная мишень иностранных агентов.

Окутав себя облаком сигарного дыма, Браун пожевал сухими губами. Вернувшись из Америки и получив обратно округлившегося Тоби, Сабуров заметил, что государственный чиновник постарел. Максим Михайлович, разумеется, не позволил себе поинтересоваться, почему человек, разменявший седьмой десяток, ходит не так бойко, как прежде.

– Даже имей Шрусбери, – мистер Браун поискал слово, – в общем, обычные наклонности, иностранцы все равно могли бы расставить ему медовую ловушку. Нет, – он помахал письмом, – взгляните, что отыскалось в его личном сейфе.

Пробежав элегантные строки, Сабуров поднял бровь.

– Получается, что покойный свел счеты с жизнью из-за разбитого сердца?

Браун показал ему вырезку из The Times, найденную в том же конверте, где лежало письмо.

– Граф и графиня Мэнсфилд с радостью сообщают о бракосочетании их младшего сына, достопочтенного Тобиаса Леонарда и достопочтенной Вайолет Хантер, старшей дочери сэра Джеймса и леди Кэтрин Хантер. Церемония состоится в соборе святого Давида в Хобарте.

Сабуров присвистнул.

– Далеко его загнали.

Браун усмехнулся.

– Юный Лео Мэнсфилд знает свою выгоду, мистер Гренвилл. Он развлекался со Шрусбери, однако его будущий тесть, сэр Джеймс Хантер, губернатор Тасмании – совсем другое дело. Ради карьеры можно потерпеть объятия нелюбимой женщины и вообще женщины, – задумчиво заключил Браун. – Искать нам здесь нечего.

Сабуров внимательно всмотрелся в персидский ковер на полу гардеробной.

– Отчего же? – спокойно сказал он. – Начнем с того, что банкетку переставляли с ее обычного места.

Максим Михайлович вздрогнул от мелодичного звона колокольчика.

– Вы задумались, мистер Гренвилл, – заметила леди Хелен. – Между тем, наш чай ожидает в коридоре.

Забрав у двери комнаты поднос, Сабуров взялся за веджвудский чайник.

– Как поживает ваш отец? – поинтересовался Максим Михайлович. – Скоро ли мы увидим настоящую лампу накаливания?

Сэр Майкл Огилви, любимый ученик скончавшегося три года назад великого Фарадея, по всем прогнозам, обгонял русских, тоже работавших над лампой, долженствующей обеспечить ее изобретателям не только мировую славу, но и немалый доход.

Изящно намазав на скон клубничный джем, леди Хелен отозвалась:

– Именно о лампе я и хотела с вами поговорить, мистер Гренвилл.

Максим Михайлович вернулся в Сент-Джонс-Вуд, когда над Лондоном повисла бледная сентябрьская луна. Шагая с Тоби в парке, простирающемся за классическими колоннами церкви святого Иоанна, Сабуров послушал шуршание рыжих листьев под ногами.